Человеческое и для людей (СИ)

(И себя тоже, на самом-то деле, сберечь не выйдет, однако можно попытаться сделать… хотя бы что-то.).

Сама Иветта додумалась до самого простого: долгохранящиеся продукты — крупы, копчёности, сухофрукты, бобовые и так далее и базовые целительные зелья — здравствуй, Клавдий.

Дориан остался верен себе: весело заявил, что ни в коем случае нельзя забывать о лекарстве для разума и сердца, сиречь алкоголе, которого сейчас, между прочим, очень не хватает — и ладно, хорошо, в этом действительно имелся определённый резон.

Лета прервала своё долгое и сосредоточенное молчание неодобрительным фырканьем и заметила, что по-настоящему нельзя забывать о соли, сахаре и шоколаде — да благословлена будет её упрямая рассудительность.

Клавдий, тоже молчавший мрачно, напряжённо и задумчиво, в свою очередь пообещал сделать всё, что в его силах; и вот к нему у Иветты имелась отдельная личная просьба.

Она встала из-за стола; объявила, что почётному собранию явно требуется ещё один чайник кофе; намекнула, что в этом благом деле не помешала бы рука алхимика-на-досуге-танцора-и-повара и, уединившись с ним на кухне, спросила, может ли он сотворить зелье… специфического деликатного свойства.

Клавдий резко побелел и ответил, что всё понимает и ему искренне жаль, но нет — нет, он не может. Воли — не наберётся.

И осудить его было трудно — Иветта почувствовала не досаду, обиду или раздражение, а едкий, заливающий горло горечью стыд.

По её наблюдениям, этот вопрос для мужчин почему-то являлся… более болезненным, чем для женщин; к тому же Клавдий был — старшим братом, его сестре (Агаве, Агаве Левин) недавно исполнилось восемь, и когда-то он держал её — родную, хрупкую, только родившуюся — на руках…

Не стоило спрашивать. Жестоко было — просить.

Сама же Иветта не могла, потому что не умела, и не знала, к кому ещё с… подобным можно было обратиться, так что оставалась лишь одна альтернатива: немагическая, очень рискованная и потому откровенно незаконная.

Однако нет у побеждённых роскоши выбирать. И спасибо женщинам, которые пережили непредставимое и нашли в себе силы рассказать, что и в каких пропорциях использовали, когда и речи не шло о какой-либо защите или справедливости.

Так что в придачу к коллективно составленному списку Иветта купила в «Шёпоте вереска» (магазине алхимических трав) календулу, анис, алоэ, горечавку, багульник и спорынью — и отвечать за это, если придётся, собиралась в одиночку.

(Хоть бы не пришлось. Неделимый, пожалуйста, пусть не придётся — применять…).

Слава Неделимому, на отрезанном от мира Каденвере с позволения Приближённых продолжал работать банк и все связи с ним: печати на чеках при подписании отзывчиво загорались зелёным — продавцы имели и право, и возможность всё обналичить, чему Иветта искренне радовалась: ограничений и поводов для беспокойства и так было чересчур много. Бóльшую часть покупок — совершённых, разумеется, не в один день и даже не за декаду; идиотов, желающих привлечь внимание Приближённых, здесь не водилось — запрятали в её доме, но класть все яйца в одну корзину всё же не мудро, и потому что-то на себя также взяли и Дориан, и Клавдий, и Лета.

К ней Иветта, когда с делами было покончено, зашла, чтобы добавить в свой образ ещё немного красок.

***

Она долго собиралась покрасить волосы, но почему-то всё никак не могла наконец взять и сделать — то времени не хватало, то настроение не выпадало, то… в общем, идиотских оправданий было немало — и обходилась полумерами: вплетала в тугие хвосты побольше ярких бусин, вставляла в пучки огромные разноцветные перья или просто добавляла в причёску ворох максимально вызывающих заколок. А потом Лета, которая наверняка ни о чём таком не думала и ничего подобного не желала, подбросила идею гораздо лучше и интереснее, чем тривиальная радуга на голове.

Сложенная из горячих песков, вялого воздуха и непримиримого света Соланны Кареда была краем, отчаянно воевавшим с теми, кто пришёл его заселять, и проигравшим — каждую битву: под защитой и с помощью Создателей её жители возвели десятки стен, непреодолимых для пустынных хищников, растянули сотни навесов, дарующих блаженную тень, сотворили сады, пруды и даже узкие реки и изобрели составы, защищающие кожу от лучей Дневной Звезды. Стали носить одежду без рукавов и украшать кожу от кончиков пальцев до плеч извилистыми узорами, в которые чуть позже начали вкладывать множество смыслов. «Халирсади́ны», «послания-на-руках» — нарисованные стойкими красками сообщения миру о том, что кажется важным: о своём занятии поэзией, решении вступить на путь художника или высокой управленческой должности; о близящемся окончании школы, расставании с семьёй или скреплении Союза; о первой любви, любви воскресшей или любви, на которую уже не надеялся.

Руки Леты — высокой, смуглой, черноволосой и темноглазой, невероятно красивой Леты — тоже обвивал Халирсадин. Она меняла его сама и всегда была рада поделиться обычаем своей родины с теми, кто этого хотел.