Человек бегущий

Был августовский полдень, жара перевалила за 100 по Фаренгейту или 38 по Цельсию, вокруг раскинулась выжженная красная земля, поросшая креозотовым кустарником, а впереди, словно мираж, виднелись в мареве скалы Долины монументов, над которыми, повторяя их контур, громоздились облака. Я остановил машину на пустой парковке, где стоял заброшенный мертвый киоск, надел кроссовки и снял майку. Жара почти не чувствовалась, бусинки пота моментально испарялись в горячем сухом воздухе, тело не отбрасывало тени. Дорога шла под уклон, и я побежал в сторону Долины, стараясь вдыхать неглубоко, чтобы не обжечь бронхи раскаленным воздухом от асфальта. Пробежав минут десять, я остановился. На шоссе ни спереди, ни сзади не виднелось ни одного автомобиля – я был один в пустыне. Скалы были все так же далеки и несбыточны, воздух дрожал, стояла вселенская тишина. И тогда снова, как на вершине Мон-Ванту или в водах Босфора, я ощутил себя, свое тело частью большой истории, в которой поколения людей преодолевали пространство и открывали пейзаж. Это движение бесконечно, этот сюжет вечен: стоим ли мы возле морских волн, подобно Байрону, или на вершине горы, подобно Петрарке, бежим ли без цели, подобно Форресту Гампу – мы воспроизводим весь цикл культуры Нового времени, архетип того фаустовского человека, который желает объять Вселенную, остановить мгновение и готов отдать за это свою бессмертную душу. В последние минуты жизни он переживает откровение и произносит заветную фразу, торжествующий Мефистофель собирается забрать его душу – но ее перехватывают ангелы и возносят на небо: искания и стремления Фауста становятся для него залогом спасения.

Вдалеке, со стороны Долины монументов и резервации навахо, показались огни автомобиля: они отражались от горячего асфальта, как ото льда. Я развернулся и побежал к своей машине. Позади были три тысячи миль от побережья Атлантики, леса, озера, прерии, Скалистые горы, впереди была еще тысяча миль: через Гранд-Каньон, на северном «риме», крае, исполинскую мощь которого я впервые увидел и понял, откуда берется американская гигантомания; через Вегас, самый вымышленный город на планете, к обманчивым огням которого я спустился на закате с гор; были солончаки и лунные пейзажи Долины Смерти, были сплетения хайвеев и плотный трафик по пути к побережью, были золотящиеся вдали башни даунтауна Лос-Анджелеса, хрестоматийные холмы Голливуда, и, наконец, тот самый пирс в Санта-Монике где я догнал убегающее на запад солнце и прикоснулся к нему перед тем, как оно погрузилось в океан.

Бегом до Вальхаллы

1

Если есть в мире место, где круглый год стоит хорошая погода, то это не Калифорния, а Норвегия. И неважно, идет ли снег, дождь или град, или все три вместе взятые (в Бергене, например, триста дней в году выпадают осадки), хорошая погода – это социальный договор, любовь к природе и умение всякой погоде радоваться. Норвежцы умеют получить удовольствие от любого состояния своего непростого климата и заняться подходящим видом спорта: бегом, лыжами, трекингом, каякингом, скандинавской ходьбой – каждый вечер и все выходные парки, леса и велосипедные дорожки вдоль шоссе заполнены движущимися людьми.

Норвежские города вписаны в пейзаж побережья: Осло, Трондхейм, Тромсё, тот же Берген удобно, как в амфитеатрах, расположились на берегах своих фьордов, наблюдая ежечасный спектакль смены погоды, циклоны, приходящие с Атлантики, и точно так же сами норвежцы быстро адаптируются к любому капризу северной природы. Если налетает дождевой или снежный заряд, то достаются из гардероба водонепроницаемые походные куртки, которые здесь не туристическая, а повседневная одежда; если светит летом солнце, то люди располагаются с пивом на открытых террасах ресторанов даже в Заполярье, наслаждаясь видом полуночного солнца при температурах, падающих к ночи почти до нуля, а детей на песчаных пляжах Лофотенских островов не вытащишь из 12-градусной воды.

И, конечно, только в Норвегии мог родиться экстремальный триатлон Norseman (по-русски, Норшеман), где классическая дистанция Ironman помещена в суровые природные условия. Участникам надо проплыть те же 3,8 километра, но в ледяной воде Хардангерфьорда, спрыгнув в нее с борта парома, проехать на велосипеде те же 180 километров, но по горному плато с сильными ветрами и резкими перепадами температуры, и в завершение пробежать тот же марафон 42 километра – но в гору, с финишем на заснеженной вершине Гаустатоппен на почти двухкилометровой высоте. Как говорил в 2003 году основатель Norseman Хорек Странхейм, «я хочу создать принципиально другую гонку, сделать ее путешествием по самым красивым норвежским пейзажам, чтобы впечатления от гонки были важнее места в протоколе, чтобы участники разделили эти впечатления со своими семьями и друзьями, которые составят команды поддержки. Пусть гонка финиширует на вершине горы, что сделает ее самым тяжелым соревнованием Ironman на планете».