Человек безумный. На грани сознания

В этот период мальчик вел себя как эмбрион: принимал позы эмбриона, открывал и закрывал рот «так, как эмбрион пьет амниотическую жидкость, о чем свидетельствуют результаты последних американских опытов. У меня осталось впечатление, что таким образом он себя реконструировал», – рассказывала Лефор.

Последовал ряд интересных сцен. «Робер, будучи совершенно обнаженным передо мной, собрал воду в соединенные ладошки, поднял ее на высоту своих плеч и облил ею тело. Он возобновлял это действие несколько раз и затем мягко сказал мне: «Робер, Робер». За таким крещением водой – а это было именно крещение, если принять во внимание благоговение мальчика, – последовало крещение молоком».

«Сначала он пытался стать отличным от меня, отделившись от меня. Он давал мне есть и приговаривал, ощупывая себя: «Робер», – затем трогал меня: «Не Робер». Я активно воспользовалась этим в моих интерпретациях, чтобы помочь ему отличить себя. Эта ситуация перестала ограничиваться лишь нашим с ним отношением, он включил в нее и лечившихся у меня девочек».

Мы видим терапевтические приемы формирования самосознания на базе отличения себя от других.

Робер стал способен принимать и давать. Он дарил аналитику свою «каку», не боясь, что его убудет. «QD по Жезеллю изменился с 43 на 80, а тест Терман-Мерилля показал QJ=75. Клиническая картина изменилась, двигательные расстройства исчезли, так же как прогнатия. С другими детьми он стал дружелюбен и часто защищал более маленьких. Его можно начинать приобщать к групповой деятельности. Лишь язык остается рудиментарным. Робер никогда не составляет фраз, а употребляет лишь отдельные слова».

Далее случилась вынужденная разлука. Розин Лефор надолго уехала (рожать). В это время с ребенком занимался ее муж, тоже психоаналитик. Когда Розин возвратилась, у Робера начались бурные реакции, переходящие в соматические расстройства (понос, рвоту, обморок). И, что характерно, он начал ревновать Розин (Лакан, 1998. С. 49–57).

Он ее полюбил!

Тех первых людей, которые выжили и дали начало всему роду человеческому, спасло чудо, чудо любви. Я утверждаю это, несмотря на то что являюсь убежденным сторонником рафинированно научного подхода. Категорически отрицаю немотивированные эволюцией события вопреки записным «эволюционистам», утверждающим якобы научные, а на самом деле совершенно бредовые идеи: будто некие обезьяноподобные предки слезли с деревьев и начали трудиться; будто сознание появилось из животных рефлексов «мало-помалу» и т. д. и т. п. И при этом мы признаём, что первых людей спасло Чудо.

Реконструкция начала психогенеза

Эта история болезни дает великолепный материал для реконструкции процесса филогенеза психики, ибо человеческое сознание сформировалось через инверсию безумия, через расщепление психики пресапиенсов, через шизофрению. Степуляция несостоятельна, между зверем и человеком не непрерывная цепь «постепенного обретения разума», а трагический разрыв, когда нормальные инстинкты стадного животного перестали работать, потому что это животное «сошло с ума» и только поэтому обрело сознание самого себя.

Именно обретение самосознания является ядром проблемы психогенеза и, в более широком смысле, проблемы антропогенеза, потому что человек – это его сознание, его душа. Только индивид, имеющий самосознание, обладает субъектностью, а ведь главная проблема антропогенеза заключается в том, чтобы объяснить, каким образом появился на земле субъект деятельности. Как бы мы ни исследовали кости, на материале палеоантропологии, презентующей себя скорее как палеобиология человека, а не как комплексная наука, включающая в том числе палеопсихологию, мы ничего не сможем сказать о происхождении человека. Скорее наоборот: поняв, как возникло сознание, мы найдем непосредственных предков человека в животном мире. Клубок разматывается с конца. Настоящее есть ключ к прошедшему. В этом заключается суть методологического подхода, который автор этих строк отстаивает уже более пятнадцати лет.

Палеоантропологи, как правило, пытаются нарисовать картину психогенеза, опираясь на постепенное развитие когнитивных способностей в природе от вида к виду, которые зачастую называют «интеллект животных», «биоинтеллект». Наблюдая картину, как животные умнеют от насекомых до обезьян, они продолжают этот вектор на человека, недоумевая: как может быть иначе? Это мысленное продолжение биологического вектора развития есть пустая фантазия людей, считающих себя «позитивно мыслящими учеными». Они множат примеры и не допускают мысли, что дело не в том, что они называют «интеллект животных», что это путь «дурной бесконечности» и ползучего эмпиризма, не объясняющего корень проблемы: как появилась субъектность, если развитие рефлекторного «интеллекта животных» к субъектности не приводит? Следовательно, в прямой линии биологического вектора развития имеется разрыв, некая инверсия.