Человек и его тень

После всей этой церемонии они вошли в небольшой кинозал, уставленный мягкими креслами, и стали один за другим смотреть старые фильмы, которые и пугали и опьяняли Чжуан Чжуна. А для Вэй Тао это было совсем не в новинку. Положив ноги на спинку переднего кресла, он не столько глядел на экран, сколько болтал и смеялся со своей непонятной спутницей.

Через три дня после этого Чжуан Чжун под непосредственным руководством Вэй Тао начал писать новую образцовую пьесу «Логово тигров и пучина драконов». Материалом для нее должны были стать четыре пьесы и фильмы, которые почти двадцать лет пользовались большой популярностью, но в период великой культурной революции подверглись суровому осуждению. А основная задача переделки состояла в создании высоких, совершенных образов пролетарских героев, которые были бы лишены каких-либо недостатков и озаряли путь зрителям и читателям. Второстепенные персонажи по своему общественному положению не могли подниматься выше главных героев, потому что иначе получался чрезмерный демократизм, да и неясно становилось, кто кого главнее. В процессе творчества надлежало всячески оттенять выдающиеся качества героев, заострять конфликты, беспощадно бичевать врагов, добиваться живости, разносторонности и прочего. Поскольку Чжуан обладал богатейшим творческим опытом и самым красочным стилем, я не буду описывать всего этого, потому что создаю неофициальную историю. Одно только должен подчеркнуть: когда пьеса была закончена, Чжуан Чжун хотел из скромности назвать ее переделкой, но Вэй Тао вдруг дико вспылил:

— Какая еще переделка?! Пьесы и фильмы, на которых мы основывались, это сорняки, ядовитые травы, порождения контрреволюции и ревизионизма! Мы лишь использовали их материал, но коренным образом переработали его и создали совершенно новое произведение. Если мы назовем его переделкой, это будет величайшим унижением для образцовых революционных пьес!

Чжуан Чжун аж вспотел от страха. Он долго признавал свои ошибки, униженно просил простить его и даже сочинил письменное покаяние, в котором заявлял, что это не его личный вопрос, а проблема отношения к новому революционному искусству. Милостиво приняв его покаяние, Вэй Тао сообщил, что его ждет аудиенция у высшего руководства. Писатель остолбенел.

Глава одиннадцатая. Чжуан Чжун целыми днями разглядывает заветную фотографию. Затем он снова встречается с высшим руководством, и это приводит к удивительным последствиям.

После аудиенции создатель «Логова тигров и пучины драконов» без устали любовался большой цветной фотографией в золоченой рамке, где были изображены только два человека: знаменитая всесильная, вознесшаяся на само небо Цзян Цин (ее-то чаще всего и называли центральным руководством) и он, Чжуан Чжун. Сначала с ними был и третий — высокий иностранный гость, пришедший в этот день, но Чжуан попросил фотографа отрезать его. Любое искусство нуждается в акцентировке главной темы, и искусство фотографии не является исключением. В результате этой операции улыбающийся Чжуан Чжун (правда, его улыбка выглядела несколько жалкой) оттенял саму центральную руководительницу, а это было величайшей славой!

В тот день, когда Вэй Тао сказал ему о предстоящей аудиенции, писатель не знал, как она для него обернется: ведь только что из чрезмерной личной скромности он недооценил новое революционное искусство. Вместе с группой других литераторов (большинство из них тоже имело отношение к образцовым пьесам) он вошел в роскошную приемную, и Вэй Тао подвел его к верховной руководительнице. Цзян Цин представила Чжуана иностранному гостю. Тут нашему герою показалось, что он взмывает ввысь, точно огромный гриф с распростертыми крыльями. Он невольно вспомнил, как фотографировался вместе с Вэй Цзюе, желая стать его учеником, и посмеялся над своей тогдашней глупостью: «Эх, Чжуан Чжун, Чжуан Чжун! Каким узким был в то время твой кругозор, какими недалекими были стремления! Подлизался к старому писателю и вообразил, что уже обрел почву под ногами, встал на плечи великана! Как это смешно, как непохоже на то, что происходит сейчас!» Каждый раз, когда он смотрел на свою новую фотографию, вместе с Цзян Цин, он думал, что вот это уже драгоценный революционный документ, достойный войти в исторические анналы.

Вернувшись с аудиенции, он немедленно схватил ручку и написал верховной руководительнице такое письмо: