Человек идет в гору

Долго разговаривал с Лазарем Михайловичем, часто поглядывал на Тоню через голову собеседника. Тоня краснела под нагловатым, самоуверенным взглядом Александра Ивановича; все догадывались о причине внезапного интереса главного инженера к работе химической лаборатории. Эмалит уже изготовили, и теперь внимание завода было обращено на др»угие участки работы.

Тоне не нравилось в главном инженере: и его слащавый голос, и вкрадчивая, осторожная походка, и темная бородка «лопаткой», и то наглое, то кокетливое зыражение глаз.

«Анна давно бы уже «ошпарила» его, — думала Тоня. —А я не могу. Боюсь обидеть».

А Солнцев, неправильно понимая ее смущение, еще чаще стал посещать лабораторию. Он приглашал в театр, присылал автомобиль, чтобы отвозить ее домой после работы. Тоня неизменно отказывалась.

На следующий день, как только прибыла на аэродром аварийная комиссия и осмотрела самолет, Ибрагимов вместе с Николаем принялся снимать шумопламягаситель. Они выправили коробку воздухоприемника, приклепали оторвавшийся раструб, выпилили новые хомуты.

Лунин-Кокарев между тем «жал на все педали», чтобы выполнить задание по сборке самолетов раньше Ибрагймова.

Ибрагимов косил глаза на соседний самолет, вздыхал и работал весь день, ни разу це покурив. «Шплинты» понимали волнение бригадира, и пока Ибрагимов возился с шумопламягасителем, они собирали самолет с удвоенной энергией.

Зычный бас Лунина-Кокар.ева разносился по палатке, он тоже волновался, боясь позора: «шплинты» могли обогнать его.

К вечеру «молния» подвела итоги:

«Первый день соревнования сборщиков принес победу комсомольской бригаде Ибрагимова. Ибрагимов вьгполнил дневное задание наравне с бригадой Лунина- Кокарева и еще отремонтировал и установил на мотор шумопламягаситель Бакшанова. Слава бригаде Ибрагимова!»

Лунин-Кокарев, отплевываясь, вышел из проходной.

За ним потянулись рабочие его бригады.

— Срамота! — ругал он их за воротами. — «Шплинтам» в хвост встали! А все потому, что задаемся, по двадцать раз курить ходим, форсим...

К воротам подъехал автомобиль директора завода.

Мишин увидал шедшего навстречу Бакшанова: Широко распахнутое демисезонное пальто висело, как плащ, на его похудевшей фигуре.

Николай хриплым, простуженным голосом доложил, что самолет готов к полету.

— Вот только аэродром не подвел бы. Он сейчас как тесто. Завтра нельзя будет летать ни на колесах, ни на лыжах.

— Уже темнеет... Надо, начинать, — сказал Мишин.

Потом, тихо добавил: — А застегиваться все-таки надо, Николай Петрович.

— При вчерашнем сальто-мортале у меня все пуговицы отлетели, — засмеявшись, сказал Николай.

Мишин покачал головой:

— Смотрите, сегодня осторожней!,

Николай пошел к самолету.

Когда испытания были закончены, Мишин, пожимая

Николаю руку, сказал:

— Я отвезу вас домой.

— Я хотел показать Ибрагимову...

— Завтра! Сегодня вам надо отдохнуть. Так!

В машине Николай устало закрыл глаза. При движении рукой кололо в груди. «Не во-время я раскис», — с тревогой думал он. Солнцев рассказывал какой-то случай из своей жизни. Его слова доходили до Николая глухим бормотанием.

— Смотрите, зима вздумала вернуться! — сказал вдруг Солнцев, удивившись резкой перемене погоды.

На дороге дымились белые струйки поземки. Ветер кружил снег причудливыми воронками, засыпал ямки и овражки. Лысели снежные крыши домов...

Государственный Комитет Обороны резко увеличил программу завода, и теперь возникла опасность, чго при прежних методах работы план может быть сорван.

Директор несколько раз в дань обходил цехи, сам во все вникал.

Когда Мишин вошел к начальнику деревообделочного цеха, его взору предстала следующая картина: Быстрое сидел за маленьким поломанным столом, едва различимый из-за густых облаков едкого дыма, который щедро выбрасывала железная печка.' У стены стояли две табуретки. В комнате было грязно, темно.

— Богато живешь, товарищ Быстров! — резко проговорил директор. — Дым, грязь, неприглядность!

— Война, Семен Павлович, о том ли думать! — развел руками Быстров.

— Война! Да на фронте в окопе в сто раз уютней, нежели в твоем кабинете. Серость, вот это что такое!

Мишин, вообще не любивший совещаний, приказал вечером собрать всех начальников цехов и парторгов.

— Я хотел сообщить вам о серьезном положении, создавшемся на заводе. — На лице Мишина отразилось

внутреннее волнение.—Темпы строительства главного конвейера и внедрение поточного метода явно неудовлетворительны.

— Поточные линии уже разработаны, — вставил Солнцев. Мишин посмотрел на главного инженера сощуренными глазами.

— Ваша реплика, Александр Иванович, напоминает комичный сл|учай из периода коллективизации на Украине. Один из «деятелей» коллективизации тоже так примерно докладывал:

— Шо до линии, — то линия була, а шо до работы, — то работы нэ було!

Все засмеялись.