Человек идет в гору

становясь выше и красивее. — А ежели твоя душа к

токарному делу не лежит, — продолжал он, понижая

голос и подозрительно приглядываясь к каждому из

учеников, — ежели ты спокоен, как ломовая лошадь, что

везет кладь, — не прикасайся к резцу. Загубишь и дело,

и самого себя. Лучше подай заявление директору

училища и попросись туда, куда зовет тебя душа.

При входе в школу дети снимают шапки, я бы такое

ввел и при входе на завод. Шапку долой, милый

товарищ! Ты» входишь в храм, где человек творит великое.

Луговой говорил с таким увлечением и гордостью о

профессии токаря, что Никита и Шура с первых же

занятий решили быстрей овладеть интересным ремеслом.

— Понятно, сначала вас охватит робость, —

работа, дескать, мозговитая, сумею ли осилить? — говорил

Луговой, лукаво прищуривая глаза. — Но этого бояться

не следует. В первый-то раз и щи варить страшно.

И еще запомните: аккуратность, чистота — первая

заповедь культурного, толкового рабочего. Покажите

мне токаря на улице, и я, не зная его, без ошибки скажу,

чего он стоит, как токарь. Покажите мне станок и я

скажу, каков его хозяин.

Никита и Шура оставались в мастерской "после

занятий, — чистили станок, изучали каждую его часть.

Иногда с ними оставался и Павлин. Непоседливый и

шумный, он отвлекал их от работы, рассказывал

анекдоты, копировал Сергея Архиповича.

189

Шура хмурилась. Ей было обидно, что Павлин во

время занятий все время заискивает перед Луговым, а

за глаза часто и скверно смеется над ним.

Она как-то прямо Павлину об этом и сказала. Он

покраснел и ничего не ответил, но больше в ее

присутствии над стариком не смеялся... Вскоре Павлин

перевелся в слесарную группу.

Так за работой и учебой незаметно пробежало время.

В яркий весенний день с путевками ремесленного

училища пришли Никита и Шура на завод, во второй цех.

Оттого ли, что их станки стояли рядом и они могли,

работая, время от времени обмениваться взглядами и

улыбками, от которых хмелела душа, оттого ли, что

ощутили они могучую силу своего мастерства, но

казалось им, что взошли они на большую высоту, навстречу

счастливому ветру.

Когда Чардынцев ознакомился со всеми цехами и

пред ним предстала вся картина огромного

производства, претерпевающего перестройку на новый,

совершенно не похожий на прежний вид продукции, когда

он увидел, как сложен и труден этот процесс, а потом

послушал, как директор распекал дезертиров, он

задумался над тем,-оде же находится -самое узкое место на

заводе, где то главное звено, уцепившись за которое,

можно вытянуть всю цепь.

Недавно он был свидетелем любопытного разговора.

В кабинет к Гусеву вошла инженер Лугозая —

молодая женщина в новеньком синем халате, мягко

облегавшем ее стройную фигуру. Она глубоко дышала, и темные

брови то сходились над переносьем, то расходились.

— Федор Антонович! Так не может дальше

продолжаться!

— Что такое? Садитесь, Антонина Сергеевна, —

улыбнувшись ее стремительности, сказал Гусев.

— А вот что! — продолжала Луговая не садясь. — С

началом реорганизации производства партийная

организация второго механического цеха стала редеть, людей

переводили в другие цехи, и теперь нас осталось два

коммуниста — я да Петр Ипатьевич.

— Знаем,— вздохнул Гусев.— Посмотрим, пошарим

по заводу, кого можно к вам перебросить.

190

— Долго шарите, Федор Антонович! Цех лихорадит

весь завод, и без партийной организации нам не под»

няться. Наш начальник...— Луговая безнадежно махнула

рукой и отвернулась к окну, где тонко дребезжали стекла,,

откликаясь на басовитый гул проезжавшего автомобиля.

— Что с ним?

— Сама не пойму. Захандрил человек.

— Надо разобраться, Антонина Сергеевна. Вы к нему

ближе.

— Пробовала. Ощетинился, ка-к еж, не подойти.

— Хорошо. К вам для начала мы направляем

товарища Чардынцева. Познакомьтесь.

Чардынцев встал и крепко пожал ей руку. Луговая-

взглянула на него с доверием:

— Очень рада.

Когда Луговая вышла, Гусев сразу перешел к другим

вопросам, и Чардынцева удивило, что секретарь больше

ни разу не заговорил о втором механическом цехе.

«Производство тяготит его», — подумал Чардынцев.

Теперь, шагая рядом с Мишиным по кленовой аллее

заводского двора, Чардынцев говорил:

— Интересуюсь вторым механическим. А пока

разворачиваю работу в парткабинете.

— Не тихо ли будет? Судя по твоим парусам, тебе

нужен ветер покрепче. Помнишь недавнюю нашу беседу

с Сурковым? Он в лаборатории закис. Я назначил его

технологом литейного цеха — поближе к рабочему

коллективу. К тому же он в прошлом металлург.

— Если судить по прежней работе парткабинета —

место, действительно, тихое. Постараемся опровергнуть

это глубоко ошибочное мнение, которого не избежал даже

сам директор завода.

— Ну, ну, действуй, — добродушно улыбнулся Мишин.

Чардынцев составил план и тщательно подготовил

несколько лекций и бесед.

Первая лекция называлась «Самоходный комбайн».

Ее прочитал главный инженер завода Александр

Иванович Солнцев. Во время обеденного перерыва парткабинет

заполнили рабочие, инженеры, мастера. Несколько

суховато, но обстоятельно и главное с внутренней страстностью

рассказал Солнцев об этой подлинно новаторской

машине.

— Прежние комбайны обслуживались четырьмя людь-

191