Человек идет в гору

глаза^, тревожным заботам о ней, что, им казалось,

жизнь потеряла бы самые богатые краски, уйди от них

Наташа.

Ф-444 — 15 225

Она отвечала старикам столь же горячим чувством.

Смутно помнился гулкий от взрывов и черный от горя

день, когда мать лежала на траве, раскинув руки, а она,

потеряв голос, беззвучно звала: —Мама!.. Мама!..

Отец погиб под Ленинградом в том же первом году

войны. Петр Ипатьевич и Марфа Ивановна стали для

Наташи самыми родными людьми. Марфа Ивановна

старалась все делать сама — Наташенька устает за день:

ученье!

Это обстоятельство служило причиной частых споров.

Наташа говорила, что она не хочет расти белоручкой, что

Марфе Ивановне пора отдохнуть, но старуха только

притворно вздыхала:

«Какая уж тут йомощь, коли в тебе ровно бесенок

сидит. Давеча тарелку расколола, картошку варила —

передержала, и она водянистой стала — в рот не

возьмешь. Мужской у тебя характер, Наташенька».

И все же Наташа не ложилась спать, пока не

постирает нужного на завтра платья, не заштопает чулки, а

утром вставала пораньше — гладить.

Но вот подошли выпускные экзамены. Наташа,

страшно волнуясь, до поздней ночи перечитывала конспекты и

учебники. Потом, забывшись коротким и чутким сном,

вскакивала перед рассветом и снова читала — «на свежую

голову».

На экзаменах, подходя к столу, где сидели

преподаватели, она с трепетом чувствовала, как под ложечкой бился

тошнотный холодок испуга. Постояв в нерешительности,

она вдруг резко протягивала руку — так бросаются в воду,

преодолевая робость! — и вынимала из середины заветный

билетик.

Страх сразу пропадал, и теперь несказанное

любопытство охватывало Наташу, словно в билетике была

написана сама судьба.

Сохраняя выдержку, называла она номер билета и

неторопливо, с достоинством шла на свое место.

И вот тут-то жадно впивалась она глазами в «судьбу».

Но неожиданно приходило разочарование: вопросы

попадались до смешного легкие.

Наташа искренно .полагала, что ей «чертовски везет».

Все предметы она сдала на отлично.

Девочки наперебой поверяли друг друпу свои мечты

и дальнейшие планы.

226

Бе подруга Валя Садовникова решила поступить-в

институт морского флота.

— Через пять лет — штурман! — срывающимся от

счастья голосом «говорила Валя.

Наташа глядела в круглые, всегда чему-то удивленные

глаза подруги и недоверчиво думала:

«Валька —и вдруг штурман! Смешно!»

Наташа вспомнила, что Валя каждую отметку обильно

смачивала слезахми: если двойка — от огорчения, если

тройка или четверка — от радости. Никто не помнил,

чтобы она получила по какому-нибудь предмету пятерку.

Девочки по этому поводу шутливо говорили, что

преподаватели щадят Валю: получив пятерку, она плакала бы

всю неделю...

Многие одноклассницы поступали в педагогический и

медицинский институты.

— Ну, а куда ты? — спрашивали у Наташи.

— Я иду на завод. Хочу быть токарем,— строго

сдвигая подковки бровей, отвечала она подругам.

Мечта эта давно зрела в ее душе. За ужином Петр

Ипатьевич рассказывал о событиях на заводе.

Завод, как большой и очень близкий друг, был

неотъемлемой частью духовного существования всей

семьи.

Всякий раз, приходя с работы, Петр Ипатьевич

приносил какую-нибудь новость. Старался он рассказывать

ее не сразу, приберегая до того момента, когда жена

уберет со стола и он с неторопливой солидностью начнет

скручивать цыгарку.

Но из этих стараний часто ничего не получалось. Едва

перешагнув порог, Петр Ипатьевич начинал

многозначительно улыбаться и, не успев даже умыться, бросал свое

короткое:

— Светлый месяц!

— Что? — спрашивали Марфа Ивановна и Наташа

одновременно.

— Сегодня у нас опять отчудили...

Слово «отчудили» еще ничего не проясняло — оно

могло одинаково относиться и к плохому и к хорошему

событию на заводе.

Наташа захлопывала учебник, а Марфа Ивановна

останавливалась посреди комнаты, продолжая держать в

руках то, с чем заставало ее восклицание мужа.

15* 227

Петр Ипатьевич садился на краешек стула и мягким

голосом певуче начинал:

— Ибрагимов-то, светлый месяц! Рационализаторское

бюро подсчитало, сколько кто за год экономии дал. И

получилось по самым наиточнейшим подсчетам... У нас

этим делом инженер Сурков занимается, у-у, до чего

дотошный мужик: за каждой наипоследней копейкой, ровно

поп за прихожанами, гоняется. Давеча...

— Ну, подсчитали, — нетерпеливо вставляла Наташа,

не давая ему укдоняться в сторону.

— Подсчитали, светлый месяц! И вышло, что

Ибрагимов дал заводу чистой экономии... — Он обводил жену и

Наташу предупреждающими глазами:—Сто тысяч

рублей!

Он умолкал, проверяя,"какое впечатление произвели

его слова, и, не переставая улыбаться, продолжал:

— Из нашего, второго механического... два

молодца — Глеб Бакшанов и Яшка Зайцев дали годовой

экономии по семьдесят пять тысяч рублей!

Наташа слышала об Ибрагимове и Зайцеве уже не

раз. В ее представлении это были красивые молодые люди,

высокие, с серьезными, даже очень строгими глазами.

И потому в ней вызывали обиду хоть и восторженные,

но, по ее мнению, принижающие их слова Петра Ипатье-

вича:

— Невидные вроде пареньки, а сколько мозговитости

в себе содержат!

Глеба Наташа знала хорошо. Внук Петра Ипатьевича

часто приходил то за бреднем (он тоже был пристрастен