Человек идет в гору

Наташа повернула голову. К ней подходил невысокий паренек в темносинем чистеньком комбинезоне, из бокового кармана которого выглядывал хорошо отполированный штангенциркуль. У него были светлые, как лен, волосы. Большие, широко расставленные серые глаза глядели весело и доверчиво.

— Давайте познакомимся, — сказал он, густо покраснев, и протянул ей руку. — Зайцев. Но все зовут меня просто Яшей.

Отвечая ему, она невольно улыбнулась: это мягкое имя удивительно подходило к его облику.

— Во-первых, поздравляю вас, Наташа, с первым днем самостоятельной работы. В старину в такой день токарь напивался до чортиков!

— Спасибо. Значит, вы предлагаете мне проделать то же самое? — ответила Наташа, следя глазами за резцом.

— Нет! Что вы! Но это событие надо отметить чем-то таким, что запомнилось бы надолго…

— А-а… И поэтому вы решили со мной познакомиться? — сказала Наташа. Зайцев смутился.

— Ох, Наташа, у вас язык, оказывается, острее резца… Ну, работайте, не буду мешать.

— Постойте! Вы вначале сказали «во-первых», а что же «во-вторых»?

— Да! — вспомнил Зайцев. — Сегодня вечером мы собираем драматический кружок. Будем распределять роли. Пьеса Бориса Лавренева «За тех, кто в море». Хотите принять участие?

— Приду! — ответила Наташа, вся просияв: сцена была ее увлечением…

Резец вдруг неприятно заскрежетал, стружка потемнела и начала рваться, во все стороны летели острые кусочки раскаленного металла.

Наташа остановила станок, вынула «севший» резец. Она открыла инструментальный ящик: запасные резцы заточены не были.

«Надо затачивать резцы после смены, чтобы в рабочее время не отвлекаться…» — подумала Наташа, вздохнув, и пошла к точилу…

Перед гудком на обед Глеб выключил свой станок.

Наташа затачивала резец. Золотые искры густым фонтаном окутывали ее стройную фигуру.

Глеб подошел сзади, мягко тронул за локоть:

— Наташа! Дай-ка я…

Она оглянулась. Искры погасли, упав к ее ногам.

— Я уж как-нибудь сама!

— Будет тебе, Наташенька, сердиться…

Она округлила в гневе глаза и каким-то чужим голосом бросила:

— Ступай к той… с сережками… и маникюром… Подточи ей когти!..

Она отвернулась и склонилась к точилу. Широкие снопы искр с яростным шипеньем вырвались из-под резца, отсекая ее от Глеба. Он крепко стиснул зубы и молча пошел прочь.

Наташа услышала, как вдогонку ему кто-то насмешливо бросил:

— Знаменитый ас! Покоритель воздушных просторов!

Она поглядела в сторону говорившего.

Два паренька, Павка Семенов и Ильзар Шахмаев, оба чумазые и злые, стояли у тачек с поковками, уперев руки в бока и провожая Глеба ехидными взглядами. «Не любят его в бригаде. Я уже не первый раз замечаю… Отчего же? Завидуют, должно быть…» — подумала Наташа и, хоть клокотала в ней обида на Глеба, с неодобрением взглянула на завистников…

Когда Глеб вышел из конторки, в глубине цеха, окутанная крутыми волнами искр, все еще стояла у наждака Наташа.

«Ну и характер… Кремень!»

* * *

Пьесу читал народный артист республики Петр Иванович Головин. Слушая его не по возрасту чистый и звонкий голос, Наташа вспоминала некоторые из сыгранных им ролей.

Дергачев из «Последней жертвы». Сморщенное лицо с длинными, отвисающими бакенбардами, в глазах — вечный страх перед жизнью, в белых, бескровных руках судорожно зажата тросточка.

Или Хлестаков. Невзрачный человек сидит на стуле, закинув ногу за ногу. В одной руке он держит рюмку с вином, а другая все время находится в движении. Хлестаков врет.

А вот Тихой из пьесы «Хлеб наш насущный». Пьяная добродушная речь, широкие, но неверные движения, разухабистая песенка:

Вся душа моя полна тобою,
Вся душа-а моя горит!

Всякий раз, когда Наташа смотрела в театре Головина, он обогащал ее новыми красками, и она долго потом помнила его интонации, характерные движения, выражение лица.

— Как хорошо, что руководитель — Петр Иванович! — шепнула Наташа своей подруге Зое Рыбалко.

За большим круглым столом читального зала клуба уместились все члены драматического кружка. Наташа встретила здесь нескольких ребят и девчат из своего цеха.

По правую руку от Петра Ивановича сидели токари — муж и жена Стрелковы, оба высокие, статные, как два молодых тополя. На работу и домой они всегда шли взявшись за руки, и тогда они были похожи на больших дружных детей.

Шутники дружески подтрунивали над молодоженами, называя их «бригадой влюбленных», но старики с уважением говорили:

— Красиво живут! По-настоящему. Не так, как мы жили.

Они вдвоем выполняли задание, которое обычно давалось бригаде из четырех токарей.

Слева в новеньком черном костюме сидел Яша Зайцев. Наташа несколько раз встречалась с ним взглядом; он краснел, опускал глаза и принимался что-то старательно записывать на листке бумаги.

Уже кончалась читка пьесы, когда пришли Глеб и Павлин Точка.

— Ого! Настоящая Тегеранская конференция! — воскликнул Павлин, но, увидав Головина, осекся и виновато умолк.

У Наташи запылали щеки. Злясь на свое неуместное волнение, она закрыла их руками.

Кончив читать, Петр Иванович спросил, стоит ли эту пьесу ставить. Пьеса всем понравилась: в ней было много страсти и борьбы.