Человек идет в гору

— Женюсь.

Горохом рассыпался по площадке смех.

Точка был навеселе, в этих случаях с него всегда спадала напыщенность и павлинья важность, с какими он исполняет обязанности секретаря цеховой комсомольской организации.

Танцуя с маленькой своей партнершей, он вертел головой, отпускал реплики налево и направо, приветствовал знакомых и никакого внимания не обращал на девушку, которая, уткнувшись белокурой головкой в его широкую грудь, покорно следовала за его движениями.

Глеб и Наташа выждали, пока появится разрыв между танцующими парами, и вошли в круг. Наташа то тихонько напевала, мечтательно полуприкрыв глаза, то умолкала, когда они начинали кружиться.

Она видела тогда перед собой лишь два синих-синих огонька, от которых плавилась ее душа.

Солнечными бликами играло на лице Глеба счастье…

— Хорошо! — с чувством сказала Наташа, когда оркестр умолк и они сели на скамейку вблизи от танцевальной площадки. — Мне кажется, даже став старушкой, я все равно буду ходить на танцы..

— А что скажет старичок? — спросил Глеб.

— Ну, разумеется, вместе со старичком, — рассмеялась Наташа.

По аллее шел Ибрагимов вместе со стройной девушкой в голубом шелковом платье и светлых кремовых туфлях с очень высокими каблуками. Девушка показалась Наташе знакомой. Ну, конечно! Это же секретарь Добрывечера — «девица с характером».

На какую-то минуту установилась в парке тишина: умолк оркестр на танцевальной площадке, не слышались голоса гуляющих по аллеям людей, только тихо шептались листья тополей и кленов

Выткался на озере алый свет зари.
На бору со звонами плачут глухари.
Плачет где-то иволга, схоронись в дупло.
Только мне не плачется — на душе светло, —

задумчиво продекламировал Глеб.

— Есенин, — укоризненно бросила Наташа.

— Что ж, что Есенин? Таланта в нем — море!

— Но и нытья да пьяного надрыва не меньше.

— А ты плохое отбрось и возьми у него светлую песенную щедрость.

— Нет, поэт не склад, не каптерка с разными вещами. Поэт — учитель, пример для подражания. И если раз я увидела в нем дурное, мне незачем искать, где в нем захоронено хорошее. Он потерял уже к себе доверие.

— Не согласен! — воскликнул Глеб, сверкнув горячими глазами.

— Привет Наташе и Глебу! — поздоровался Ибрагимов.

— Здравствуй, Фарид!

Наташа приветливо замахала рукой. Глеб сдержанно кивнул.

— Наташа, не забудь: в субботу играем.

— С кем, Фарид?

— Со «Спартаком». У них команда сильная!

Глеб незаметно вздохнул.

Неприязнь к Ибрагимову холодком просочилась в душу. Сделав круг, Ибрагимов снова прошел мимо них. Он что-то рассказывал девушке, а та, плохо слушая, полунадменно прищурившись, разглядывала Натащу. Потом она резко повернула голову, тряхнув сережками, и смело глянула в глаза Глебу.

Глеб быстро отвел взгляд: так отдергивают руку, когда нежданно опаляет ее огнем. Девушка, шедшая с Ибрагимовым, звонко расхохоталась, откинув назад голову; серебряные сережки дразнили и выплясывали у розовых мочек ее ушей.

* * *

На стадионе завода было много молодежи.

Встреча двух сильнейших команд — комбайностроителей и кожевников комбината «Спартак» — решала вопрос, кому из них будет предоставлено право играть со сборной волейбольной командой города.

Судья занял свое место и, подняв руку, свистком объявил начало игры. Неподалеку стояла Наташа: она была капитаном женской команды.

Гости вначале чувствовали себя неуверенно. Их особенно смущал высокий крутоплечий парень в команде комбайностроителей. Его мячи были до того стремительны, что спартаковцы не успевали их брать даже с подачи.

Первая часть игры закончилась со счетом пятнадцать — шесть в пользу комбайностроителей.

— Десять мячей моих! — с гордостью, прозвучавшей совсем по-детски, сказал Глеб Наташе, кивком головы откидывая назад длинные волосы.

— Это-то и плохо, — быстро ответила Наташа. Глеб обиделся, хотел что-то сказать, но Натащу окружили спартаковцы, и он отошел подальше от площадки. Копируя фотокорреспондентов, запрыгал перед Глебом и засуетился, щелкая фотоаппаратом, Павлин Точка.

— Прошу поднять голову. Еще! Умоляю, улыбнитесь! Пожалуйста, прошу вас. Улыбка чемпиона — что может быть прекрасней! Благодарю вас! Готово!

— Брось дурака корчить! — недовольно огрызнулся Глеб.

— Как ты сегодня играл, Глеб! — не унимался Павлин. Он закатывал глаза и прижимал к груди руки. — Весь стадион говорит: «Не будь этого рыженького, гости навтыкали бы нашим!»

После перерыва спартаковцы стали играть уверенней, дружней. Они поняли, что в команде комбайностроителей, по существу, играет один, а остальные только подыгрывают ему. Спартаковцы блокировали Глеба, следя за каждым его движением. Это не преминуло сказаться на результатах.

Глеб несколько раз доставал на прыжке «фантастические», как он говорил, мячи и пытался сам послать на поле противника.

Ибрагимов не выдержал и крикнул Глебу:

— Ты играешь в одиночку!

Глеб промолчал, но продолжал носиться по площадке и отбивать мячи, словно ни на кого из партнеров серьезно положиться было нельзя.