Человек идет в гору

— Правильно! — громко ответил Мишин. — А ты думал, я тебя поставил начальником цеха для отдыха? Я бросил тебя на трудный участок для атаки!

— Понимаю, — вздохнул Сурков.

Второй механический встретил их ровным, низким гулом моторов, острым, горьковатым запахом эмульсии и горячей стружки.

Чардынцев любил этот цех больше других цехов. Может быть, оттого, что немало с ним пришлось повозиться, и на глазах у всего завода второй механический из отстающего стал выходить вперед и об успехах его все чаще рассказывает всевидящий «Комбайностроитель»; может быть, оттого, что люди этого цеха, молодые, горячие, стали ему роднее с тех пор, как он помог им подняться выше и сам научился у них многому; может быть, оттого, что здесь работает парторгом Антонина Сергеевна, Тоня…

У конторки Добрывечера цеховая «диспетчерская молния» строго напоминала, что осталось три часа до конца работы, а бригады Бакшанова и Ахметова выполнили только сорок процентов дневного задания. Рядом висела стенная газета «Резец» с широкой, алой лентой лозунга: «Даешь первую серию!»

У токарного станка стояли Добрывечер и Лиза. Она показывала ему резцы, а он осторожно, словно бритвы, ощупывал их острые грани.

Увидав директора и Чардынцева, Добрывечер пошел к ним навстречу. Они остановились возле станка, где стояла Лиза.

— Как у вас с дефициткой? — поздоровавшись с обоими, спросил Мишин.

Добрую сотню различных деталей недодавал цех на сборку и уж пожалуй не меньше тысячи «молний» обрушили грозную силу общественного укора на голову Ивана.

«Дефицитка» звучало как оскорбление, на которое нельзя было обижаться потому, что оно было заслуженно. Она напоминала болезнь — изнурительную и бог весть когда излечимую.

— Все… — ответил Добрывечер, растягивая рот в широкой улыбке.

— Что все?

— Рассчитались подчистую. Сборке мы больше не должны ни одной шайбы.

— Не может быть, — проговорил Мишин озадаченно. — Мне главный диспетчер только сегодня докладывал…

— Главный диспетчер отстал от жизни, Семен Павлович, — еще больше осклабился Добрывечер, перебивая директора. — Спросим у рядового диспетчера.

Он подозвал стройную девушку с белыми сережками на маленьких, густо побагровевших ушах. Чардынцев узнал в ней ту некогда чопорную и заносчивую девицу, что секретарствовала у Добрывечера.

— Валентина Ипполитовна, — ласковым и донельзя счастливым голосом спросил Добрывечер, — проинформируйте, пожалуйста, Семена Павловича, как у нас обстоят дела с той… чортовой дефициткой?

— На первую серию выдали все, — бойко ответила Валентина и, гордо блеснув глазами, добавила: — С десяти часов утра работаем на задел.

— Вон куда махнули! — подивился Мишин, оглядывая Добрывечера. — Вперед вырвался?

— Вперед.

— Молодец! — коротко и душевно похвалил Мишин.

— У молодца слишком много умиления. Боюсь, как бы он снова не заболел штурмовщиной, — в первый раз вмешалась в разговор Лиза.

— Расскажите. Еще не поздно остудить его, — засмеялся Мишин.

Лиза повела темной бровью.

— Для нашего цеха основной резерв повышения производительности — скоростное резание. Так, Ваня? — обернулась она к Добрывечеру.

— Так, — охотно и незлобно поддержал он.

— Что же получается, Семен Павлович и Алексей Степаныч? У нас сейчас пять бригад скоростников — Якова, Глеба, Наташи, Сабира и Никиты с Шурой. Я разработала вместе с ними новую технологию и оказалось, что большинство токарей вынуждены работать по старой, «холодной» технологии.

— Почему? — спросил Мишин.

— Потому что для работы по новой технологии необходимо переоборудовать станки, а нам в этом отказывают. Говорят, что на заводе нет семикиловаттных моторов. — Глаза Лизы глядели на директора строго, с немым укором. — Или вот, обратите внимание на резцы, — продолжала Лиза. — Термисты их безобразно калят. Я ходила к ним, интересовалась. Во-первых, они плохо следят за режимом термообработки, во-вторых, по-моему, им надо производить закалку с многократным отпуском.

— Запиши, директор, — быстро проговорил Чардынцев. — А я созову по этому вопросу партийное собрание в термическом.

Мишин переглянулся с Чардынцевым.

— Хорошо. Но причем же тут наш молодец Иван Григорьевич? — спросил он, борясь с наплывающей усмешкой.

— Он слабо нажимает на главного инженера и вообще… на начальство, — сказала она без улыбки. — Если ему говорят, что на заводе нет, скажем, моторов, он моментально успокаивается. Нет так нет. Он надеется «вытянуть» на пяти бригадах скоростников. Разве это не признак возврата штурмовщины?

— Ой, хитра! — шутливо пожурил ее Мишин. — Замахивается будто на мужа, а бьет нас с тобой, Алексей Степаныч.

— Правильно делает! — одобрил Чардынцев. — Мы призываем рабочих расширять движение скоростников, и когда они откликаются горячим желанием работать по-новому, отвечаем: «нет моторов…» Разве это не безобразие?

— Вина моя, — признался Мишин, — заявку на моторы сделали, аккуратно напоминали — и только. А мне следовало полететь в Москву и добиться от начальника Главка, от министра, наконец, чтобы моторы нам отгрузили.

Он тепло поглядел на Лизу.

— Моторы в ближайшие дни будут. Обещаю вам!