Человек идет в гору

— Раньше, извиняюсь, нам не в пример, — вежливо и коротко отпарировал Потап Дмитриевич.

— Верно, очень верно! — сказала Анна и покраснела. Чардынцев смотрел на нее с выражением: «Вот мы какие!»

— Постойте-ка! — быстро произнесла Анна. — А к нашему директору вы не обращались?

— Нет.

Она взглянула на часы.

— Идемте!

— Куда? — спросил Чардынцев, озадаченный ее поспешностью.

— К директору. Он уже, видимо, встал.

— Как? Домой? — удивился Чардынцев.

— Конечно. Семен Павлович живет этажом ниже.

— Ваша решительность мне всегда нравилась! — воскликнул Чардынцев. — Пошли, Потап Дмитриевич. Что там ни говори, а иметь друзей — превосходно!

Директор сидел за столом в белой накрахмаленной сорочке, затянутый подтяжками, сверкающими никелем замков.

— Доброе утро, Семен Павлович! Прошу не сетовать на неожиданное вторжение, — смущенно проговорила Анна.

— И со столь многочисленными силами, — добавил Чардынцев..

— Что ж, элемент внезапности на вашей стороне, — засмеялся Мишин. — Это уже половина успеха. Прошу садиться.

К Мишину подскочила жена с пристыживающим полушопотом:

— Надень пиджак. Неприлично!

— А не ставить тарелки на стол для гостей — прилично? — в тон ей, но неожиданно громко спросил Мишин.

— Что вы, что вы! — хором запротестовали пришедшие, спасая жену директора завода от невыносимого смущения. — Какие мы гости! Мы по одному вопросу.

— Давайте познакомимся, — деловито сказал Мишин, надевая пиджак.

— Потап Дмитриевич, председатель колхоза, — представила Анна, — полковник Чардынцев.

— В отставке, — добавил Алексей Степанович.

Услыхав эту фамилию, директор взглянул на Анну. «Тот самый?» — говорил его загоревшийся взгляд.

Анна рассказывала ему о полковнике Чардынцеве, ее командире дивизии.

— Очень приятно. Оч-чень! — с какой-то сердечной сочностью в голосе сказал Мишин, пожимая Чардынцеву руку.

— Семен Павлович, — начал Чардынцев, — по рекомендации Анны Сергеевны, мы решили обратиться к вам за советом, а, может быть, и за непосредственной помощью. Дело в том, что колхоз «Светлые огни» начал строительство гидроэлектростанции, и так как он на несколько лет опередил план местных электрификаторов, эти горемыки отказываются снабдить строителей генератором и электромоторами.

— Сколько средств убухали, а теперь, вишь, пробка получилась, — с досадой добавил Потап Дмитриевич.

— Найдем, — сказал Мишин, снисходительно улыбнувшись, будто речь шла о предмете до того незначительном, что не стоило тратить время на его обсуждение.

Потап Дмитриевич растроганно заморгал глазами.

— Перейдем ко второму вопросу, — продолжал Мишин. — Простите, товарищ полковник, за вторжение, так сказать, в вашу личную жизнь. Но раз уж вы вторглись в мой дом, — терпите.

— Ну-ну, — ответил Чардынцев. — После того стремительного успеха, что мы с Потапом Дмитриевичем сейчас одержали, нас трудно чем-либо огорчить.

Ему понравилось непроходящее веселое выражение в темнокарих глазах Мишина.

— Вы вышли в отставку по болезни?

— Да. Вернее будет сказать, что меня вывели. Сам не ушел бы.

— И теперь поедете лечиться?

Чардынцев утвердительно кивнул головой.

— Простите, куда именно?

— Советуют в Сочи…

— А потом?

— Что потом? — не понял Чардынцев.

— А потом что делать станете?

Чардынцев отвел взгляд.

— Простите, Алексей Степанович, — звонким, на высокой ноте голосом проговорила Анна. — Простите, но мне кажется, что вы слишком болезненно восприняли свою неудачу!

— И вы в агрессоры? — пытался пошутить Чардынцев, но лицо его было бледным и строгим.

— Чардынцев в отставке! — продолжала Анна, не сводя с него осуждающего взгляда. — Мне, знавшую его несгибаемым, кремневым в самые тяжкие годы испытаний, — не хочется верить.

— Ой-ой, это уже напоминает некролог, — мрачно усмехнулся Чардынцев.

— В этом виноваты вы сами! — уже гневно бросила Анна.

Он туго провел рукой по волосам, медленно ответил:

— Вы правы. Я слишком долго переживаю свою боль. Это не делает, конечно, мне чести.

— Узнаю своего командира дивизии, — облегченно вздохнула Анна.

— А что молчит наш директор? Или он собирает данные об уязвимых местах противника? — заметно повеселев, спросил Чардынцев.

— Вы не ответили на мой вопрос, Алексей Степанович. Что вы намерены делать после курорта?

— Жить.

— То-есть?

Чардынцев встал. В груди резко кольнуло, но он, подавляя боль, громко ответил:

— Работать, дорогой товарищ директор. Работать! В этом ведь вся прелесть жизни, не так ли?

— В таком случае, прошу садиться. У меня есть деловое предложение. — Мишин подошел к Чардынцеву, с ласковой силой усадил его на стул. — Алексей Степанович! Оставайтесь у меня на заводе.

— Я ведь солдат, товарищ директор.

— Солдаты мне и нужны. Спросите у Анны Сергеевны, какие баталии мы здесь ведем.

— Алексей Степанович, — вмешалась в разговор Анна. — Вы помните, у Сухова был ординарец, — невысокий такой, коренастый паренек, его, кажется, Ваней звали?

— Ну, ну, Ваня Никифоров.

— Да, да, Никифоров. Так он здесь, на заводе. Стахановец.