— Вот как? Молодец! — отозвался Чардынцев, потом, быстро глянув на Анну, лукаво прищурился: — Анна Сергеевна, вы, кажется, перебежали в лагерь противника?! — Он кивнул головой в сторону Мишина. — Напрасно уговариваете, друзья мои. Едва ли я буду здесь полезен.
— Алексей Степаныч! Пойми! — настойчиво проговорил Мишин, неожиданно переходя на «ты». — Если я ухватился за человека, стало быть, он стоющий человек. Верь моему опыту!
Подчиняясь простоте и обаянию Мишина, Чардынцев спросил, также переходя на «ты».
— На какой же участок ты меня метишь?
— Я вчера был у Булатова. «Есть, — говорит, — подходящая кандидатура на партийную работу…» И я теперь убедился — подходящая!
В глазах Мишина была веселая уверенность.
«Этот хитрый дядька везет, должно быть, на своей спине немалую тяжесть. И все с улыбочкой, играючи!» — подумал Чардынцев и, не сдержав внезапно охватившей его радости, быстро ответил:
— Согласен!
— Маша! — крикнул Мишин так громко, что жена, выскользнувшая из соседней комнаты, испуганно остановила его:
— Тише! Детей разбудишь.
— Машенька, неси сюда быстрей еще три тарелочки и вилки! — Он подмигнул Чардынцеву. — Надо закрепиться, так сказать, на достигнутом рубеже.
Ветер, своевольный и взбалмошный, с утра бродил по городу. У вокзала весело аукнулся с паровозами, в парке побалагурил с кудрявыми липками, шутливо схватился в рукопашную с высоким тополем и сорвал с него охапку зеленых листьев, на шестом этаже заводской новостройки потрепал по щеке смуглую бетонщицу. Ветер нес с собой медвяный запах цветов и луговых трав, щедрость солнца, песенные звоны ручьев. Люди встречали его, как доброго знакомого…
Радиоузел передавал объявление: в пять часов вечера состоится митинг. После гудка, со всех концов завода потянулись к сборочному цеху группы людей.
Никто не знал точно, о чем пойдет речь, но многие догадывались, что будет объявлено о новом задании, так как Мишин, по слухам, ездил в Москву именно за этим.
Гусев стоял у трибуны и глядел, как просторная громадина цеха быстро заполнялась народом. Так собирались они всегда, когда заводу приходилось, брать новый подъем.
Сотни плеч подпирали твое плечо, тысячи глаз лучились упрямым и чистым светом, и ты набирался силы для нелегких дел.
Перед самым началом митинга на завод приехал секретарь обкома партии Булатов.
Сидя в президиуме, он вполголоса беседовал с Мишиным и одновременно, отыскав взглядом среди огромной аудитории то одного, то другого человека, приветливо кивал головой, — он знал близко многих инженеров и рабочих.
Гусев открыл митинг и предоставил слово директору завода. Мишин вышел к трибуне в своем «парадном», как он его называл, из тонкого синего бостона костюме, с орденами Ленина и Красного Знамени на лацкане пиджака. Глянул в напряженно-притихшую глубину цеха и широко улыбнулся:
— Хорошо глядеть на завод — я имею в виду людей, — когда все собраны вместе и ты видишь великую силу коллектива!
От задушевных слов директора по рядам ветерком пробежало волнение.
— Товарищи! Правительство и лично Иосиф Виссарионович поручили нашему заводу в кратчайший срок освоить и начать выпуск сложной машины — самоходного комбайна «С-4».
Мишин внимательно обвел всех глазами. Люди смущенно покашливали, перебрасывались отрывистыми словами.
Главный технолог Сладковский — статный, с тонкими чертами лица и немигающими зеленоватыми глазами, так круто изогнул брови, что они как два вопросительных знака выглядывали из-за очков.
— Я вижу в глазах у некоторых удивление, — усмехнулся Мишин, — делали, мол, самолеты, а тут вдруг комбайн. Не круто ли поворачиваем?
Была война — мы строили машины, несшие смерть захватчикам, теперь, волею партии, мы будем создавать машины, облегчающие труд нашего колхозного крестьянства, несущие изобилие продуктов советской стране!
И вдруг будто от взрыва дрогнул сборочный цех. Тысячи людей с силой ударили в ладоши. Улыбки, споря с солнечными бликами, осветили лица.
Какой-то парнишка, взобравшись к самым стропилам стеклянной кровли, выждав, когда утихнет гул аплодисментов, тонким и чистым голосом крикнул:
— Даешь новое задание!
Раскаты грома снова понеслись по цеху. Многие, закинув назад головы, одобрительно махали руками парнишке, который теперь был словно обрызган весь солнцем.
Директор сошел с трибуны, сопровождаемый теплыми взглядами рабочих. Его любили за энергичную, веселую хватку в работе, за чуткое, по-русски щедрое на доброту сердце.
Сладковский зябко повел плечами. Трибуна, как лодка в тумане, проплыла перед глазами. Он снял очки и, вынув носовой платок, стал им медленно протирать запотевшие стекла. «Значит, комбайны. Со старым производством покончено…» — думал он, потерянно опустив плечи. Он до сих пор не верил. Даже получив с ростовского завода технологию производства самоходного комбайна, Сладковский надеялся, что этим будет заниматься какой-нибудь один цех, на худой конец, — филиал завода.