Человек идет в гору

Когда Глеб вышел к трибуне в своем роскошном костюме и независимо распахнутой на груди тонкой белой сорочке, Наташа вся зарделась от нахлынувшего волнения.

Глеб резким движением руки забросил назад волосы, доверчиво и душевно улыбнулся:

— Прошло два года, как я окончил школу, но помнится все доброе, что дала она мне, чем обогатила меня. И верится, никогда, до конца жизни не растратим мы богатства этого…

— А приумножим его! — басовито вставил Ахмед Галеевич и смущенно нахохлился, подперев подбородок кулаками.

В зале и в президиуме ему одобрительно заулыбались.

— Все мы мечтаем о большом, героическом, — продолжал Глеб.

Он задыхался и часто поправлял рукой непослушные пряди.

— Открывать неизвестное, отыскивать новые руды, гордо, по-чкаловски пролетать в небе… Но я лично… прежде не думал, что быть, скажем, токарем — это подвиг! А теперь я знаю! — Глеб поглядел в сторону Наташи. — Хороший токарь — это очень большое! И я призываю вас, друзья, — снова метнулись к Наташе синие искры. — Идемте к нам на завод. Вас ждут верные товарищи и славные дела!

Наташа долго била в ладоши. Глеб, сев на свое место, смело глядел теперь ей в глаза. Ему виделась в них надежда на примирение…

Во время концерта Глеб устроился так, чтобы видеть ее лицо. На сцене декламировали, плясали, пели, но он интересовался отражением происходившего на лице Наташи. Восторг Наташи вызывал в нем ответную волну восторга, нахмуренные на минуту брови — тень пасмурности и на его лице.

Когда начались танцы, Глеб быстро и решительно (не перехватил бы кто!) подошел к Наташе. Она метнулась навстречу, как всегда, откровенная, не умеющая скрывать своих чувств.

— Здравствуй, Глеб! Я давно хотела поговорить с тобой… но мне казалось, что ты на меня в обиде.

— Я? — притворно удивился Глеб и тотчас покраснел, выдавая себя и злясь одновременно. — Нет, отчего же…

— Да, да, да! Ты обиделся, Глеб.

Его неожиданно выручил оркестр. В праздничную суету и разноголосый говор зала могучим и прекрасным ветром ворвался вальс, увлекая за собой примолкших людей.

Смущенно улыбнувшись, Глеб тихонько, будто Наташа была из фарфора, коснулся рукой ее талии, и вот они понеслись уже все быстрее и быстрее…

Тяжесть в груди Глеба пропала, и он в каком-то самозабвении глядел перед собой, едва не касаясь лица Наташи своей щекой. Наташа вполголоса вторила чистой, как родник, мелодии…

Оркестр так же неожиданно оборвал игру, как и начал. Глебу показалось, что музыканты играли бессовестно мало, но узкая прядка волос, прилипшая к блестевшему лбу Наташи, рассеяла его недоумение.

— Выйдем на улицу, — сказала она. — Здесь слишком много яркого: свет, музыка, речи — голова закружилась!

Она хитровато улыбнулась, давая понять, что говорит это в шутку.

— Уж не от моей ли речи головокруженье? — засмеялся Глеб, пробираясь вместе с Наташей к выходу среди образовавшейся после танцев толчеи.

На лестнице нижнего этажа стоял полумрак, и Глеб хотел было взять Наташу под руку, как это делают все молодые парни на выпускных вечерах, свидетельствуя, что вчерашние десятиклассницы стали уже взрослыми девушками, но Наташа быстро увернулась и, глядя на него снизу вверх, строгим и немного по-детски таинственным полушопотом проговорила:

— Ты хорошо сказал, Глеб: «быть токарем — это большой подвиг!» Я об этом часто думала. И мне кажется… Я решила… Да, да, решила, — повторила она, как бы окончательно утверждая свое решение. — Я пойду на завод. — И, улыбнувшись, добавила: — На папин завод.

Глеб приостановился, не зная, принимать ли всерьез ее слова. Он собрался уже что-то сказать насчет благотворного влияния своей речи, но, взглянув на доверчиво-строгое и какое-то, словно озаренное внутренним светом лицо Наташи, горячо произнес:

— Это очень правильно! Ты помнишь, лет пять тому назад я говорил, что девчонка не может быть токарем.

— Помню, — ответила Наташа.

— Я был глуп. Прости меня, Наташа!

Он воодушевился и стал рассказывать о своей работе.

Маленькая кепочка с узеньким козырьком лежала на тугой копне его рыжеватых, с багрянцем волос. Два чуба, как два широких языка пламени, выбивались из-под кепки, выдавая неукротимый его характер.

— Девочки говорят, что надо продолжать учебу. Завод никуда не убежит. Зато ты придешь сразу инженером. А я считаю, что прежде чем стать инженером, надо поработать, узнать жизнь, производство.

— А почему нельзя учиться на заводе? У нас открывается нынче филиал машиностроительного института.

Улица была завьюжена добела щедрым майским цветеньем. С запорошенных палисадов головокружительно тянуло сиренью. Звезды и те казались диковинными цветами.

Эх, заплутаться бы в этой сказочно-чудесной немой метели, чтобы до утра не найти дорогу к дому. Вот бы напился он сладостно-хмельной неутолимой наташиной улыбки, вот бы нагляделся ее лукавых и чистых глаз!

Глава вторая