Человек или дьявол?

Из всей команды Афрания в романе упоминается всего только пять имен ее членов по числу членов свиты Воланда: если Афраний – это Воланд, то, стало быть, тот Толмай, что отвечал за погребение казенных, был, скорее всего, Коровьевым, замужняя Низа, что выманила Иуду за город, – это, наверное, та, кому на смену пришла девица Гелла, а те двое, что убили самого Иуду в Гефсиманском саду – это, выходит, Азазелло [4] и Бегемот, которые в XX веке побили в уборной Варенуху.

Сам по себе капюшон Афрания, очевидно, символизирует бесконечную таинственность и загадочность. Если автор судил этому человеку все время его носить и постоянно под ним скрывать свое лицо, значит, Михаил Булгаков хотел, чтобы читатель хотя бы просто заподозрил в Афрании Воланда, потому что этот капюшон больше ничего не может, кроме этого, означать.

Стоит напомнить, что ночь и луна в романе – постоянные спутники Воланда как владыки тьмы и повелителя теней. Между тем, когда Афраний в первый раз ушел от Пилата, чтобы зарезать Иуду, на смену заката пришли сумерки [5], а когда он ушел от прокуратора во второй раз, то пропала ночь: «Афраний уже уходил в сад, а за спиною Пилата в руках слуг уже мелькали огни. Три светильника на столе оказались перед прокуратором, и лунная ночь тотчас отступила в сад, как будто Афраний увел ее с собою» (последняя фраза слишком явно говорит о какой-то связи сатаны и этого человека друг с другом).

Но лучше и красноречивее всего за тождественность сатаны и начальника тайной службы говорит именно то, что из всех основных персонажей ершалаимских глав только один Афраний не появляется на страницах глав московских. Автор этим как бы намекает, что Афраний не мог в отличие от Иешуа, Левия и Пилата [6] появиться в Москве, так как этот загадочный герой будто бы уже давно появился там в лице Воланда. Если при Понтии Пилате этот персонаж ходил под капюшоном начальника тайной службы, то в начале двадцатого столетия он начал ходить в виде иностранца-мага. Даже сам сатана при встрече с Левием Матвеем говорит: «Мы говорим с тобой на разных языках, как всегда, – отозвался Воланд, – но вещи, о которых мы говорим, от этого не меняются. Итак…». Как же нужно понимать эти слова князя тьмы? Но и помимо этого, с какой, спрашивается, целью Михаил Булгаков включил в цепь своего повествования какого-то Афрания в качестве основного героя ершалаимских глав (пусть не главного, но бесконечно важного), если во всех четырех Святых Евангелиях никакая подобная фигура не упоминается? Не встречается она даже и в апокрифах. Не для того ли писатель ее и придумал, чтобы читатель пришел к предположению, что Афраний – это сатана, о котором написан сам роман «Мастер и Маргарита»? Тут так и хочется вслед за Иваном задать вопрос Мастеру, написавшему сочинение о Пилате: «Да кто же он, наконец, такой?».

И среди самих исследователей иногда встречаются те, кто допускает мысль, что Воланд и Афраний – это одно и то же лицо. Ограничимся всего двумя высказываниями. Вот что думает Борис Гаспаров: «Итак, в романе имеется три главных временных среза, заданных уже в самом начале повествования словами Воланда о том, что он присутствовал и за завтраком у Канта, и в Ершалаиме. Следовательно, присутствие Воланда должно служить определяющим фактором, связывающим все эти временные планы друг с другом. <…> сейчас в первую очередь попытаемся определить, имеются ли какие-либо следы пребывания Воланда в Ершалаиме. Никаких прямых указаний на это, однако, в романе нет, за исключением утверждения самого Воланда. Но ведь Воланд говорит, что он находился в Ершалаиме «инкогнито»; это значит, что он не был просто невидим (как можно было бы предположить), а именно присутствовал, но не в своем обычном, а в травеcтированном обличье. Значит, в романе Мастера следует искать отнюдь не прямые, а скрытые, замаскированные следы данного персонажа» [7]. А вот что пишет Александр Зеркалов: «Недаром же много раз, и очень настойчиво, Булгаков демонстрирует всеведение Афрания, его неограниченные возможности. Почему-то он знает все об Иуде (род занятий, внешность, страсти и страстишки). Ему известны тайны храмовых совещаний, он располагает всеми печатями, даже храмовыми. Город наводнен его агентами – среди них случайно оказывается подруга Иуды… Он прекрасный организатор – как быстро и безупречно он устраивает убийство того же Иуды! А как невозмутим, как умен! Он сам делает то, о чем не смеет прямо озаботиться прокуратор: Иешуа хоронит в приличной одежде; без приказа приводит Левия Матвея… По всеведению и могуществу Афраний похож на Воланда. Нет, не зря прокуратор восхищается своим подчиненным!» [8].