Человек из красного дерева

Пока шли – я всё рассказал. Про дочь Ворошилова, про своё признание, про её поспешное бегство.

– Очень хорошо, – сказал Читарь, – ты всё сделал правильно. Но она наверняка пойдёт в полицию.

– Наверняка, – сказал я. – Но выхода не было. Соврать я бы не смог. И даже если б вообще не пустил её – ничего бы не изменилось. Она узнала бы, так или иначе. Сегодня или через месяц – какая разница?

В доме Читарь размашисто перекрестился на образа, вытащил из рюкзака два больших пакета, они слегка пованивали тухлым.

– Бараньи мослы, – показал Читарь, – а тут говяжьи. Но ты не лезь, я сам всё сделаю. Кастрюли давай. И вода хорошая нужна, родниковая. Колодезная не подойдёт.

– Родник есть, – ответил я.

Читарь кивнул и попросил:

– Покажи мне её.

Я отвёл его в подвал, включил свет.

Читарь смотрел на фигуру без выражения, подошёл совсем близко, наклонился – но прикасаться не стал; отшагнул назад. Его глаза заблестели.

– Это твоя лучшая работа.

– Наверное, да, – ответил я. – Но я недоволен: на шее видно место соединения. Можно заполировать воском.

– Не надо воска, – сказал Читарь, – не надо ничего, дальше я сам.

Мы ещё постояли. Читарь смотрел на деревянные изгибы.

– В этот раз мы далеко зашли.

– Да, – сказал я. – Очень далеко. В прошлый раз было легче.

– В прошлый раз мы поднимали мужика.

23

Взяли четыре пластиковые канистры чистые, пошли по тропе вдоль оврага – к роднику. В моём колодце вода не хуже родниковой, но спорить с товарищем я не стал. Читарь единолично отвечал за приготовление необходимых снадобий, я в его дело не лез, а он не лез в моё.

– Может, повезёт ещё, – сказал Читарь. – Зачем ей обязательно идти в полицию? Что она там скажет? Встретила деревянного человека, и он при ней с себя стружку снял?

– Бесполезно гадать, – сказал я. – Будем делать своё дело, а там как пойдёт.

Перебрасывались какими-то фразами, более или менее бессмысленными, – подбадривали друг друга. Оба волновались, конечно. То, что мы задумали, происходило не каждый год.

Солнце пригревало совсем по-майски, от родниковой воды тянуло ещё зимней, смертной стужей, но всё перешибал запах подсыхающего весеннего чернозёма, мокрые грязи исходили паром, кричали птицы, предчувствуя новую жизнь, новую любовь и новое потомство, и мне тоже, как птице, захотелось закричать от восторга. Хорошо, когда ты жив. И втройне хорошо, когда знаешь, зачем ты жив.

Читарь тоже молчал, втягивал ноздрями тяжкий пряный воздух – видно было, что он, как и я, чувствовал растворённую благодать.

Набрали сорок литров и отнесли в дом.

В доме Читарь зажёг огонь на плите и поставил две огромные кастрюли, каждая с ведро объёмом, и закинул мослы, в одну кастрюлю бараньи, в другую говяжьи.

Мы не впервые делали это. Мы не задавали друг другу вопросов.

Вода в кастрюлях закипела, наверх поднялась серая пена; дом заполнился острым животным запахом.

Читарь ложкой снял пену.

– У нас есть три часа. Подготовимся, брат.

Поднять истукана – таинство, такое же, как крещение или исповедь. К таинству следует готовиться заблаговременно. Настраивать себя, молиться. Так же и мы теперь должны были подготовить себя к предстоящему сложному труду.

Читарь разделся до пояса, и я осмотрел его спину и обработал его левую лопатку напильником, а потом наждачной бумагой.

Потом мы поменялись: я разделся, а он обработал мою спину.

Мы называем это – “поша́брить”, то есть обработать шабером.

Деревянное тело требует ухода, если где-то возникла малая трещинка – её лучше сгладить и зачистить, иначе в любой, пусть и миллиметровый изъян попадёт грязь и влага, и вместо малого повреждения образуется большое. Треснувший истукан превращается в инвалида. Треснула рука – не может двигать ею. Треснула нога – не способен ходить. Треснула грудь или спина – совсем беда. Трещину нельзя ничем заделать – ни скрепить, ни залечить. Раны обычных смертных людей заживают, ткани способны к регенерации, – у истуканов не так; трещина возникает, от влажности и перепадов температуры постепенно увеличивается, и в конце концов истукан умирает.

Все мы вынуждены регулярно ухаживать за поверхностью своих деревянных тел.

Ноги, руки, грудь или живот я могу осмотреть и обработать сам, но спину – не могу. Нужно просить братьев.

Так мы все зависим друг от друга.

Кто почистит и поправит мне ложбину вдоль хребта? Если там будет повреждение – кто найдёт его?

Я пошабрил голую спину Читаря. Затем он пошабрил мою голую спину. Затем мы разошлись, разделись донага, каждый пошабрил себя, прошёлся по телу внимательным взглядом, загладил наждачной бумагой везде, где было хоть малейшее рассыхание.

Оба переоделись в чистое.