– И про тебя, и про всех нас, – улыбнулся Адольф Иванович, – про всех нас, про людей хороших и так себе. Знаешь, мне теперь кажется, что у моей дочери был особый дар чуять прекрасное, слышать чуть больше других, но она умела этого не показывать, она решила хранить это в себе, накапливая что-то очень важное, чтобы когда-нибудь потом отдать это людям, сделав так, что и для них это станет значимым.
Настасья в задумчивости приоткрыла было рот, чтобы высказаться, но в этот момент раздался звонок в дверь, и она подпрыгнула на месте, в радости и тревоге одновременно:
– Приехали!
Они зашли через пару минут, отец и дочь. Павел Сергеевич, передвигаясь короткими шагами, вёл Аврору за руку, предусмотрительно опережая её на полшага, чтобы та, не дай бог, не задела чего по пути. Цинк, волнуясь, поднялся, тут же сел, снова встал. Он явно был растерян и не пытался этого скрыть. Это была его внучка, дочка Женюры, чудное маленькое создание со светло-русыми волосами, слегка обожженными вокруг лица, на тонких ножках, затянутых в серые чулочки, в синем платьице и тапках с белыми пушистыми помпонами. На глазах её была повязка, так по сей день и не снятая.
Царёв усадил дочь в кресло, погладил по голове. Сказал:
– Вот мы и дома.
– А мама скоро придёт? – осведомилась Аврошка. И тут же добавила: – А когда она вернётся, мне уже можно будет это снять? – и потрогала рукой повязку, – а то я уже порисовать хочу.
– А к тебе дедушка в гости приехал! – в ответ на её вопрос внезапно сообщил Павел Сергеевич. – Папа твоей мамы. Он приехал издалека, специально чтобы посмотреть на тебя и познакомиться с тобой.
– Да? – оживилась девочка. – А где же он, где? – и стала озираться по сторонам в поисках неизвестного дедушки.
– Я здесь… – негромко отозвался Цинк, уняв, насколько получилось, очередное сердцебиение и, приблизившись к ней, поцеловал её в голову. Взял её ладонь и нежно сжал в своей. – Я твой дедушка. Дедушка Адик.
– Ты тоже Цинк, как мама? – спросила Аврошка.
– Цинк, самый настоящий, – ответил он, – а ты?
– А я Царёва! – с гордостью отозвалась Аврошка. – Аврора Царёва, художник по рисункам и акварелькам, – и протянула вперёд руку, пытаясь нащупать его лицо. Он с готовностью подставился щекой под её ладошку, и она стала трогать его нос, губы, очки. – Ты чего, плохо видишь? – спросила его она. – Зачем тебе эти кругляшки?
– Это чтобы лучше тебя ви-идеть! – зарычал он, притворяясь волком, – и чтобы съесть – ам!
Девочка завизжала и засмеялась.
– Когда мне снимут повязку, я тебя сама первая съем, понятно?
– Понятно, – ответил Адольф Иванович, – буду очень тебе благодарен, внученька.
– А почему ты так долго не приезжал? – спросила она вдруг, перестав смеяться.
– У дедушки было много работы, а ехать ему очень далеко, родная, – ответил за него Павел Сергеевич, – зато теперь он будет приезжать гораздо чаще, – и вопросительно глянул на Цинка, – да, дедушка?
– А какая у тебя там работа? – спросила она. – Ты тоже ракеты делаешь, как папочка?
– Нет, – улыбнулся Цинк, – я их не делаю, я… – на мгновенье он задумался, но тут же продолжил, – я художник. Я пишу картины, большие и маленькие, маслом и гуашью, я рисую карандашом и углём, я мастерю акварели, как и ты, маленькая.
– Ой! – воскликнула Аврошка. – А чего же ты мне сразу не сказал? Мы с тобой теперь вместе порисуем, ладно? Ты будешь рисовать меня, а я тебя, а потом поменяемся.
– Это как? – не понял Цинк. – В каком смысле поменяемся?
Она подумала чуть-чуть и пояснила:
– Ну, это значит, ты будешь рисовать папу, а я маму, а потом тоже наоборот, да?
Цинк кивнул головой, совершенно забыв, что жест его остаётся не воспринятым ею, но тут же поправился: – Да, милая, конечно, будем.
– Всё, Аврошенька, спать… – строго сказал Павел Сергеевич и сделал знак Насте. Та подошла, бережно взяла её за руку и осторожно повела за собой. Напомнила уже в дверях, обращаясь к Цинку:
– Я вам там же постелила, Адольф Иваныч, а Авроша со мной сегодня будет.
– Спокойной ночи! – произнесла девочка, обращаясь ко всем сразу.
– Спокойной ночи, доченька, – ответил Царёв.
– Спокойной ночи, внученька, – ответил Цинк.
Они вышли, и Павел Сергеевич обратился к гостю:
– Как вы тут, не заскучали?
– Я прочитал то, что она написала, – отозвался Цинк, – это просто восторг, у меня нет слов. Вы читали?
– Я хотел взять с собой, но снова не сошлось, вспомнил об этом лишь в самолёте. Возьму, пожалуй, на ночь, хотя… – он потёр ладонью в районе сердца и поморщился, – неважно себя чувствую, если честно, давно так нехорошо не было… – С этими словами Павел Сергеевич подошёл к письменному столу, взял папки и пошёл к себе. Обернувшись, уже в дверях, сказал: – Утром увидимся, Адольф Иваныч, спите спокойно. И спасибо, что дождались Аврошку, вы ей понравились, я знаю свою дочь.
17