– Аминь, – прервал его Сарнияр. – Но этот случай только укрепил моё решение отправиться на войну. Княжна Лейла не годится мне в жёны, она слишком хрупка для меня. Мне жаль, что ей пришлось принять нашу веру, но раз уж так случилось, пусть найдёт мужа себе под стать. Я хочу аннулировать наш брак.
Аль-Шукрейн всплеснул руками.
– Ты лишаешь себя громадного состояния!
– Я добуду себе такое же, ничем не хуже.
– Но это преподнесли тебе на блюдечке с золотой каёмочкой. Ты и пальцем о палец не ударил, чтобы его заслужить.
– Возможно, поэтому оно мне не особенно дорого.
– Щенок! – взорвался Аль-Шукрейн. – Что ты понимаешь в том, как добываются состояния? Воображаешь, что их качают из воздуха? Или надеешься отыскать пещеру Али-Бабы? В войну решил поиграть, дурачок? И с кем же ты собрался воевать? С Османами, которым принадлежит весь полуостров, включая и нашу страну? Ты не забыл, что она оставлена нам лишь потому, что удалена от побережья? И что мы платим за неё ежегодную дань султану Мюраду?
– Я хочу добиться централизации власти в Румайле.
– Ты у своего дяди Мусы заразился этой крамолой?
– Я заставлю турок признать наш суверенитет. А затем попытаюсь отвоевать у них портовые города, чтобы обеспечить нам свободный выход в море.
Аль-Шукрейн откинулся на спинку дивана и дрожащей рукой вытер пот с побагровевшего лица.
– А где ты возьмёшь средства на все эти рисковые предприятия? Тебе же известно, что наша казна почти пуста стараниями твоего дядюшки.
– Я начну с малого: разграбления посёлков и небольших городков на пути к побережью.
– Словом, ты затеял нешуточную эпопею. И не жаль тебе тратить на неё свою молодость? На войну с Османами может уйти целая жизнь.
– Нет, отец. Лучше провести её в походах, чем прожигать, расточая чужое состояние.
– Сынок, – вкрадчиво заговорил Аль-Шукрейн, – поверь, я вовсе не пытаюсь свернуть тебя с благородного пути. И мне бы тоже хотелось избавиться от османского ига и прогнать турок с нашего полуострова. Только я лучше тебя представляю всю сложность этой рискованной затеи. Ты ещё слишком молод и неопытен для того чтобы руководить крупными боевыми операциями. А главное, у тебя нет на них денег. Глупо начинать войну без средств, но стократ глупее искать, где бы их раздобыть, когда на тебя пролился золотой дождь из сундука магараджи.
– А ведь, и в самом деле, это золото мне бы очень пригодилось, – в раздумье проронил Сарнияр.
– И нужна для этого сущая безделица: признать законным свой брак с княжной Голконды.
– Наш брак не состоялся! – возмущённо вскричал Сарнияр.
– Ваш брак состоялся! Я прикажу вывесить простыни с вашего ложа на дворцовых воротах, чтобы все убедились в этом.
Сарнияр смерил отца гневным и презрительным взглядом.
– Я не могу признать своей женой женщину, – заявил он, – неспособную ублажить меня в постели.
– Пустяки, – отмахнулся Аль-Шукрейн, – для подобной цели найдутся другие женщины. Правда, твой дядя-мужеложец разогнал мой гарем за ненадобностью, сейчас во дворце не наберётся и десятка рабынь, годных на роль одалисок. Однако на деньги тестя ты сможешь закупить на невольничьих рынках с полсотни обольстительных гурий. Так что поверь, сынок, нет никакого смысла аннулировать твой брак с княжной. В конце концов, она невиновата в том, что ей в мужья достался юнец, придающий преувеличенное значение потребностям своей плоти.
Сарнияр терпеливо выслушал его длинную, но малоубедительную тираду.
– Значит, я не заслужил своего права иметь подходящую жену и полновесный брак? Вы хоть понимаете, какую жизнь мне уготовили? Я буду навечно привязан к женщине, которая не может отдавать мне свою любовь, не рискуя собой.
– Это твоя плата за богатство, сынок. И возможность осуществить свои планы. Хотя мне жаль вкладывать золото магараджи в твои прожекты, я всё же готов поддержать тебя, лишь бы сохранить твой брак.
– Но я не готов, – воскликнул Сарнияр, – принести себя в жертву даже ради осуществления своих планов. Зовите кадия, отец. Я хочу расторгнуть договор с магараджей как можно скорее, пока он ещё жив.
Аль-Шукрейн ещё долго убеждал своего сына одуматься, но тот упрямо стоял на своём. В конце концов, царь был вынужден позвать придворного законоведа. Кадий Саид появился в дверях почти одновременно с гонцом, который, судя по его измотанному виду и сильно запылившимся одеждам, приехал издалека.
– Государь! – простёрся ниц перед царём посланник. – Я прибыл к вам с дурной вестью, но не велите казнить меня.
– Говори, – молвил Аль-Шукрейн, царственно качнув тюрбаном.
– Мой повелитель, магараджа Голконды скончался в своей резиденции на острове Химер. Подписав известное вам соглашение, он отрешился от всего земного и отправился на этот остров, чтобы в тишине и уединении подготовиться к переходу в лучший мир. Смерть не заставила себя долго ждать и спустя две недели после его переезда унесла моего повелителя.
Сарнияр переменился в лице, а государь прошептал:
– Мир праху его!
– Если моя весть огорчила вас, – взмолился гонец, – прошу, не казните, помилуйте…