Человек из племени Ад. Экзотическая сага

– Разумеется, – хмыкнула Ферида, – если бы наставник не удержал его, он бы сам вручил тебе прощальные дары. А что ты сделала с золотой пластинкой от его доспехов?

– Ты и эту вещицу хочешь присвоить? – поразилась её ненасытности Гюльфем. – Не надейся зря. Я отнесла дары царевича его жене.

В ответ Ферида звонко расхохоталась.

– Не думаю, что он будет благодарен тебе за это.

– Госпожа так радовалась этим подаркам.

– Они предназначались не ей!

– Она хранит их как реликвию, как святыню.

Ферида пожала точёными плечиками.

– Ты просто безнадёжная дура, как я погляжу. Будь я на твоём месте, ни за что не стала бы делиться знаками его внимания. А что ты скажешь в своё оправдание госпоже, если я сообщу ей, что их большую часть ты от неё утаила?

– Хорошо, я отдам тебе украшения, всё до последнего колечка, – испугавшись её угрозы, согласилась Гюльфем. – Я не могу допустить, чтоб она страдала, узнав об этих записках. А ты, Ферида… Аллах покарает тебя за твои низкие помыслы!

– Это уж моё дело – отвечать перед богом, – поджала губы Ферида.

– Что ж, пойдём ко мне в комнату, – кротко вздохнула Гюльфем.

Забыв о том, что пришли в сад за апельсинами для госпожи, девушки направились по выложенной тёсаным камнем дорожке к красным садовым воротцам. Оказавшись во внутреннем дворе, они повернули к лестнице, ведущей на женскую половину. Гюльфем уже поставила ногу на нижнюю ступеньку, как вдруг кто-то тихо окликнул её:

– Ханум (прим. автора: форма обращения к женщине)!

Оглянувшись, девушка увидела Мансура, гонца-скорохода, доставлявшего ей послания от Сарнияра Измаила.

– Ах, это вы, Мансур, – растерялась Гюльфем, – вы снова привезли мне записку от своего господина?

– Нет, ханум, – покачал головой гонец. – На этот раз у меня изустное поручение.

Гюльфем раздражённо покосилась на Фериду, уже навострившую уши, и, придвинувшись поближе к гонцу, спросила вполголоса:

– Что он просил передать?

– Я хочу говорить с вами с глазу на глаз, ханум, – с важностью ответил Мансур.

Гюльфем прижалась к перилам, освобождая проход для товарки.

– Иди вперёд, Ферида, я тебя догоню.

Сгорая от любопытства, рыжая рабыня поднялась наверх по лестнице и затаилась за дверью. Но как она ни напрягала слух, до неё доносилось только невнятное бормотание скорохода.

– Аль-Акик скоро падёт, – рассказывал тем временем Мансур, – ждать осталось недолго. Арабы мрут как мухи от голода и недостатка воды. К тому времени, когда они откроют нам ворота, в городе не останется и половины живого населения. Но всё же жители Аль-Акик отчаянные храбрецы, легко отражают все атаки и быстро ликвидируют разломы. Если бы в городе было больше припасов, они могли бы обороняться до Судного дня.

Гюльфем подняла на гонца красивые агатовые глаза и робко спросила:

– Но… неужели его высочество поручил вам описать мне положение арабов? Ему, как всем мужчинам должно быть известно, что женский ум невосприимчив к сведениям подобного рода.

– Простите, ханум, – смутился скороход, – я всего лишь хотел немного оттянуть неприятное известие.

– Его высочество… ранен? – вскрикнула Гюльфем, выдав своим испугом, что он ей далеко не так безразличен, как она стремилась показать.

– Да, но не волнуйтесь, не смертельно, – поспешил её успокоить гонец.

– Как это произошло? – спросила Гюльфем, прижав руку к сильно бьющемуся сердцу.

– Осаждённые арабы оборонялись как свирепые львы, сбрасывая со стен горшки с горючей смесью. Один из таких горшков взорвался всего в нескольких шагах от нашего бедного господина. Его высочество совсем не щадил себя. Лез очертя голову в самое пекло, хотя наш амирбар не одобрял его безрассудного поведения. «Вы должны беречь себя для престола Румайлы» – то и дело напоминал он ему. Да только царевич его нисколько не слушал. Считал, что должен быть в гуще сражений и вдохновлять своим примером бойцов.

– Он сильно пострадал? – всхлипнула Гюльфем, украдкой вытирая слёзы.

Мансур тяжело вздохнул.

– На лице у него не осталось никаких следов, но его грудь здорово опалило огнём. Какое несчастье, ханум! У сахиба был такой красивый торс. Боюсь, что рубцы от ожогов останутся на всю жизнь. Кроме того, у него сгорели волосы на груди, однако наш костоправ уверяет, что они ещё вырастут.

Гюльфем поспешно смахнула слёзы с глаз и сказала твёрдым голосом:

– Думаю, госпоже не следует ничего знать об этом взрыве. Хаджи-хаким запретил ей волноваться.

– Конечно, ханум, – подавил усмешку Мансур, – не к чему её тревожить, если сахиб всё равно не спит с ней.

– Боже мой! – воскликнула шокированная до невозможности Гюльфем. – Неужели эти интимные подробности уже стали достоянием всей армии?