Человек из-под земли

Она казалась потрясенной.

- У Леона Броудхаста есть внук?

- Если вы помните, он оставил сына. У того, в свою очередь, тоже был сын. Его зовут Ронни, ему шесть лет. Я нахожусь тут из-за него.

- Что они делают с шестилетним мальчиком?

- Этого я не знаю. И хотел бы спросить их об этом.

- Понимаю. Может, вы зайдете? - она широко повела рукой, так, что дрогнула ее грудь. В этом была какая-то неловкая грация. - Подождем вместе...

- Очень мило с вашей стороны, миссис Килпатрик.

Это ей не понравилось, словно этим именем я хотел напомнить ей о прошлом.

- Я бы просила называть меня мисс Стром, - сказала она. - Сначала это был мой псевдоним, но я уже много лет не пользуюсь другим именем.

- Я слышал, что вы - художница...

- Не слишком хорошая. Но я много работаю...

Она проводила меня в просторную высокую комнату, стены которой были увешаны картинами, большей частью без рам. Красочные линии и пятна на них производили впечатление незавершенности, а, может, их и невозможно было завершить. Окна скрывались за тяжелыми занавесями, исключая трехстворчатое окно в эркере. Сквозь ветви деревьев на дальних холмах мигали огни Саусалито.

- Прекрасный вид! - сказал я. - Но вы не будете против, если я занавешу окно?

- Буду вам очень благодарна. Вы думаете, что за мной наблюдают с улицы?

Я глянул на нее и понял, что она говорит серьезно.

- Кто за вами наблюдает?

- Ну... Джерри, Сьюзан и этот малыш...

- Это не слишком правдоподобно.

- Да, я знаю. Но у меня весь вечер такое чувство, словно за мной кто-то наблюдает. Собственно, задергивание штор не слишком поможет, у того, кто там сидит, глаза как рентген! Все равно, как вы его назовете Бог или дьявол...

Я отвернулся от окна и снова заглянул в ее не привыкшее к людским взглядам обнаженное лицо.

- Я даже не предложила вам присесть...

Она указала на высокое старое кресло с жесткой спинкой.

- Мне хотелось бы присесть где-нибудь, где мы не будем на виду.

- Честно говоря, мне тоже.

Она проводила меня через холл в маленькую комнатку под лестницей, нечто вроде кабинетика, способного вызвать клаустрофобию своей теснотой. Скошенный потолок только с одной стороны позволял не наклонять голову. К стене кнопками был приколот плакат с текстом "Четырех перемен" Гарри Снайдера [Гарри Снайдер - американский поэт, близкий к движению хиппи, в творчестве которого переплеталось любование природой северо-восточного побережья США с мистическими настроениями, почерпнутыми из эзотерических учений древней Индии и Дальнего Востока]. С ним контрастировало старинное изображение рыбацкого судна, бившегося в волнах на фоне черного, ощетиненного скалами мыса Горн. В углу стоял старинный металлический сейф с надписью на дверце: "Вильям Стром и Ко. Торговля лесом".

Моя спутница присела на угол стола возле телефона, предоставив мне удобное вертящееся кресло. Вблизи я чувствовал запах ее тела, он был приятным, хотя слегка неживым, словно запах сухих листьев. Меня волновало странное любопытство, мучит ли ее по-прежнему та страсть, по приказу которой она когда-то взбиралась с Лео Броудхастом к домику наверху каньона? Она увидела вопрос в моих глазах, но ошиблась, толкуя его. А может, не так уж и ошиблась...

- Я не такая уж сумасшедшая, как вам кажется, мистер. Раза два меня посещали мистические видения, и я знаю, что каждая ночь - это первая ночь вечности.

- А как быть с днями?

- Лучшие вещи я делаю ночью, - коротко ответила она.

- Я слыхал...

Она хватала на лету, а потому вскинулась:

- Вам что-то наговорила Марта...

- Она говорила о вас с глубоким почтением. Говорила, что вы спасли ей жизнь, когда она была молоденькой девушкой...

Это было ей приятно, но она не сменила темы.

- Вы знаете о моем романе с Лео Броудхастом. В противном случае, вы не произнесли бы этого имени.

- Я только объяснил, кто такой малыш...

- Видно у меня начинается паранойя...

- Возможно, самую малость... Это следствие одинокой жизни...

- Откуда вам это известно, доктор?

- Я не доктор, я лишь пациент. Моя жизнь также одинока...

- По собственной воле?

- Нет, это была не моя воля. Меня не выдержала жена. И я уже смирился с этим.

- Я тоже. Я полюбила одиночество, - заявила она без достаточной уверенности. - Временами я рисую ночь напролет. Мои художества не требуют дневного света. Я не рисую того, что отражает свет. Я изображаю состояния духа.

Перед моими глазами всплыли картины на стенах ее комнаты. Они скорее напоминали тяжелые контузии и открытые раны...

- Марта вам не говорила, что Джерри получил травму? Кажется, у него сломана рука...

На ее выразительном лице отразилась боль.

- Где он может быть?

- В дороге. Если, конечно, не нашел себе лучшего убежища...

- От чего он, собственно, скрывается?

- Вам это должно быть известно лучше, чем мне.

Она покачала головой.

- Я не видела его пятнадцать лет...

- Почему?

Она так развела руками, словно мне все о ней было известно. Это был жест женщины, отдавшей больше времени раздумьям и фантазиям, чем разговорам и действиям.

- Мой муж... мой бывший муж так и не простил мне Леона...

- Мне очень интересно, что могло случиться с Леоном...