Человек, которого нет (СИ)

Харонавтика: "Только не он"

Сессия N16, 21 мая 2013

Горло больше не болело, и он старательно забыл об этом случае. Когда пришел к М., сказал, что хочет узнать что-нибудь о своем детстве, нельзя ли пойти туда? М. сказала, что уезжает, в их работе будет перерыв на две недели, и она не хочет оставлять его с этой штукой - с болью в горле и стиснутыми зубами, там, похоже, есть точка входа, пойдем туда?

- Хорошо, - сказал он, - пойдем.

А сам вжался в диван. Так и сидел некоторое время, отрицательно покачивая головой, несильно, но почти без возможности остановиться. Глядя мимо всего, что здесь. Нет, нет, нет.

- Что это? - спросила М.

- Это люди так делают, когда не хотят, чтобы что-то было, не хотят принять то, что есть. Даже не говорить ничего, только качать головой.

Он так путано пытался сказать, а вернее - не сказать, что так бывает, когда невыносимое горе. Он чувствовал близость этого горя, прямо здесь, в этом же пространстве, где он. Он и это горе были одинаково плотными телами и занимали один объем, вопреки законам физики. Если бы назвал горе горем - сразу оказался бы с ним одним целым. А так он из последних сил старался не совпасть с ним хоть остатним краешком.

- Ты выглядишь испуганным и усталым, - сказала М.

Он увидел то самое место, которое было буквально на пару мгновений в десятой сессии, когда он зажал рот ладонью, чтобы удержать крик ужаса и горя. Он увидел свет, клином падающий из лестничного колодца в самом конце коридора, он знал, что эта лестница проходит вдоль всей той стороны здания, высокого, он это знал, и он видел, что стена за лестницей прозрачная, там очень большие окна, на весь пролет лестницы. Тот пролет, который он видел, шел слева вниз, и свет врывался в окно за ним, входил в коридор, освещая широкий клин на полу. Сам он стоял в темной части коридора, кажется, там были какие-то люди, он их не видел сейчас, но было знание о них, как будто он их видел и отвернулся. Он только на очень короткое время мог позволить себе даже это: зажать ладонью рот, чтобы не кричать. Миг, не больше. Дышать было очень трудно.

Он вышел в коридор, чтобы остаться одному на этот миг. Чтобы остановить в себе ужас и крик и собраться. Но в коридоре тоже кто-то был.

- Попробуй вспомнить, откуда ты вышел.

Он нахмурился. Там была длинная комната, он вышел из длинной комнаты, идущей вдоль коридора, там тоже много света, дверь справа, напротив - много окон или они большие, и само помещение вытянуто влево. И там много столов. Письменных столов. Но четко он не мог видеть ничего.

- Я что-то узнал, - сказал он. - Кажется, я говорил по телефону. Я не знаю, что именно я узнал. Что он исчез, что его взяли, что он мертв - я не знаю. Я только разрываюсь на крик, и не могу кричать, нельзя.

Следующее, что он почувствовал - тут же, без перерыва, - сильный толчок изнутри, непреодолимое желание, чтобы вообще этого не было. Как если бы можно было выскочить из этого, из ситуации, из этой реальности.

Он повторял: этого не должно быть, этого не может быть. Только не с ним.

Он сложился пополам и говорил, не останавливаясь, что нельзя, чтобы такое случилось с ним, он драгоценный, любимый, драгоценный, нет, нет.

Он говорил, что все знали, что творится на флоте, и что Хорхе тоже знал.

И это никак не могло, не должно было случиться с ним.

И он наконец плакал слезами.

Он не мог это выдержать дольше. Стал говорить, что ничего этого не было, что он сочиняет трагические красивости, разводит истерию... Не было ничего, не было. Их тоже не было, ни одного, ни другого.

- Почему бы вдруг? - спросила М.

- Нет, нет, нет. Не хочу, чтобы это было. Чтобы это случилось... со мной. Меня не было.

И накатила злость: "Какого черта ты там оставался?" Все знали, к чему идет дело, все знали, что творится... Он почувствовал такую решительную ярость: прижать к стене и сказать всё, высказать все упреки, всю горечь.

М. смотрела, не отводя взгляда. Потом спросила:

- Отрицание, гнев, что там дальше?

- Не помню, - сказал он. Он не хотел вспоминать стадии проживания горя, и все равно не мог ни отмахнуться, ни вспомнить.

А потом почувствовал песок. Влажный песок близко к воде. И как он стоял на коленях и набивал рот этим песком и жевал его. И это было так, что делаешь что-то, что угодно, чтобы утишить боль, и не чувствуешь ничего, песок там, что угодно... Не чувствуешь. Набить чем-то рот, забить, чтобы не кричать. На берегу. На пустом пляже. Он видел этот пляж, маленький уголок между скал. Там сосны за спиной, море и небо. И он стоял там на коленях, почти ничего не чувствуя, только песок во рту - механически так.

Он вымотался, стал впадать в мутное отупение. М. говорила: встань, пройдись по комнате. Выпей воды. Он делал, что она говорила, и уверял, что с ним все в порядке, но по голосу слышал сам, что это не так.

- Растерянность и дезориентация, - сказала М.

Ему действительно казалось, что с ним все в порядке, потому что он не замечал и не чувствовал своего состояния.