Читаем Человек, которого нет (СИ) полностью

Что сегодня самое важное? Самое близкое, горячее, самое желанное? Множество вопросов в голове Лу сложились в один: что я такое, кто я? И великий покой вдруг распустился в нем и наполнил его, весомый, устойчивый и ровный. А вскоре он заметил, что видит "отвертку" хуже, чем обычно, размыто и размазанно. Он удивился, но тут же понял, что это тоже ответ про то, какой он. Какой он был тогда. Он почувствовал возмущение: эй, верните зрение обратно! - одновременно с радостным возбуждением, несколько нервным. Это ответ, он на верном пути... Это радостно и тревожно.

Вот такой он - и они пошли дальше, и Лу почувствовал растущее напряжение и упорство, и азарт. Почувствовал, что скалится, что лицо морщится так, как будто он с трудом, преодолевая сопротивление, что-то делает. Он почувствовал, как трудно управляться с этой махиной, какая она тяжелая и неповоротливая... И понял про нее: с железными механизмами внутри кузова, с толстыми прочными стенками, совершенно не приспособленная для быстрой езды и маневрирования, тяжелая, неуклюжая, очень инерционная и неустойчивая. И с правым, мать его, рулем.

М. спросила:

- Как тебе с этим правым рулем?

Лу еще больше оскалился и подобрался.

- Как мне с ним? - переспросил он. - На этих дорогах? На этой байде?

И выдохнул:

- Но я могу.

Улыбка-оскал, сощуренные глаза и захлестывающий азарт, перекрывающий все. Какая-то широкая, довольно оживленная дорога. И - отчетливое знание: всё получилось.

И потом откат, как бывает, когда пройдешь на азарте и на какой-то запредельной, очень химической мобилизации - буквально всё, но потом пустота, слабость и головокружение.

Сказал об этом. М. спросила, когда у него такое бывает. Но он не успел ответить.

Дыхание сбилось, изнутри потянуло жуткой тоской - в такую он и выскочил из того полусна, когда увидел мусоровоз. Одной рукой - за грудь, под ключицами, сначала просто прижал ладонь, другой рукой прикрыл глаза, подумал, может быть, мы кого-то потеряли в тот раз, поэтому такая тоска. Его самого точно взяли не тогда, это понятно, и машина не та, и одежда. Тоска - всё сильнее, и стиснуть, скрючить пальцы, впиваясь ими в ткань, в тело под тканью. Другая рука - плотнее к лицу, закрыть глаза, как будто можно такой поток слез остановить ладонью. Но слез на самом деле нет. Они должны быть - но их нет. Потом зажать рот, чтобы не закричать.

Вторая волна накрыла еще похлеще.

- Это все напрасно. Что бы я ни делал, что бы я ни делал, сколько бы их ни убил - его не вернуть. Его не вернуть.

Тяжесть и тихая боль в голове. Когда сжал голову с двух сторон руками, почувствовал, что хочет ударить головой в стену, биться головой о стену.

Стена гаража. Вокруг был гараж. Желтый свет, лампы накаливания, достаточно светло.

И голова - болит. Как болит!

- Не сдерживай это. Трудно, знаю, но необходимо. Не сдерживай.

Он постарался не сдерживать. "Это" оказалось рыданиями. Он сложился и рыдал, оплакивая любовь, потерю, весь ужас происходящего там и тогда.

И снова оказался очень собранным и энергичным, с упорным желанием узнать побольше про этот мусоровоз, про то, что он вообще делал, с кем вместе - миристы это все-таки или "эленос", или кто мог быть еще? Энергии в себе чувствовал достаточно, она была доступна, но не дергала, не рвалась наружу. Он попытался объяснить это ощущение через образы работающего мотора, сцепления и газа. Сам смеялся, как его завело с этого мусоровоза.

Но больше в тот раз они никуда не пошли, потому что время кончилось.

Выписки:

"Ностальгия всегда тоска не по обстоятельствам жизни, а по некоей утраченной ипостаси себя, существовавшей независимо от обстоятельств, а то и вопреки им".

В.Е. Каган

Записки сумасшедшего: Бессмысленное умножение сущностей

Я смотрю на фотографии Pakamatic образца 1964 года и ощущаю телом, что он должен быть похож на тот, тогда. Я точно знаю, что у него вот такая плоская "морда", что кузов прилегает вплотную к кабине, я же буквально чувствовал его габариты и подвижность.

На следующий день после сессии я показываю фотографии "пакаматика" знакомому с приличным стажем за рулем, прошу прикинуть, каково управлять таким аппаратом. То, что он говорит, совпадает с моим впечатлением: он не самый устойчивый, в переулках ему делать нечего из-за большого выноса впереди.

Больше я пока ничего не знаю.

И мне нравится, что у меня нет ответов на все вопросы. Уж если бы я придумывал, я придумал бы связно и логично, не сомневайтесь. И если бы мне пришло в голову впихнуть в мою историю мусоровоз - я бы выбрал мусоровоз производства США, с левым рулем и без этих бессмысленных и неразрешимых загадок в анамнезе.

Неокончательный диагноз: Jimlo

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее