Читаем Человек, которого нет (СИ) полностью

Вот я получаю письмо от человека, с которым мы мало общались вживую, но переписываемся уже много лет, которого я глубоко уважаю, который, кажется, уважает меня и уважает мои тексты. Я попытался рассказать правду о себе. Еще в самом начале работы с М., когда я был полон острых и горячих впечатлений от происходящего, полон боли и страха, изумления и сомнений, радости и гордости, совсем свежих, для которых еще не нашел крепкого и удобного места в своей душе, я попытался рассказать, что со мной происходит и что я узнал. Рассказать, что, кажется, мои безумные догадки не так уж безумны, что есть какая-то тонкая, но прочная связь с тем временем и событиями. Я и прежде не молчал о своих догадках, в разное время в той или иной степени и форме писал об этом в блоге. Увы, увы моей репутации. Человек отвечает мне: а знаешь, мне про тебя говорили это, приводили тебя как иллюстрацию к "Повести о каменном хлебе".

Порой мне хочется сказать: посмотрите на меня. Посмотрите на мою историю. Посмотрите на моих друзей. Протрите, мать вашу, глаза и посмотрите на меня. На кой мне это?

Но по большей части мне не то чтобы лень спорить и доказывать кому-то. Мне бы разобраться с самим собой. Несмотря на все пережитое и передуманное за полтора года в сессиях с М. и между ними, я все еще время от времени трясу головой и тру глаза. "А что, так бывает? Ну ничего себе! А все говорят, что не может быть."

Итак, если отмести предположение, что мы - бывшие знакомыми там и тогда и обнаружившие себя здесь и сейчас - нарочно сговорились и обманываем окружающих, или что кто-то из нас обманывает и манипулирует остальными для каких-то своих целей, что остается?

Или мы все, обнаруживающие в себе осколки иной памяти, - психи, начиная с меня (но мой терапевт говорит, что я не похож на психа), или?

В современной научной картине мира нет места для таких допущений.

Психиатры настораживаются.

Вот поэтому я не хочу ничего рассказывать о тех, с кем обсуждаю некоторые подробности происходившего там и тогда, проверяю некоторые версии, уточняю детали. Я вообще на протяжении всего текста до сих пор пытаюсь сделать вид, что их нет. И в целом мне это удается. История не разваливается без прямого участия этих людей, я нахожу подтверждения своим предположениям и помимо того, что они рассказывают мне.

Например, о монете я узнал от такого человека. Но монета оказалась только первой зацепкой, стартовой точкой. Все остальное не зависело от монеты. Она только указала направление, куда смотреть. В конце концов, я так и не узнал, была ли на самом деле такая монета у Кима, а если была - откуда взялась? Я ли ему отдал ее, как опознавательный знак? Или это был сувенир от его брата-моряка? Неважно. Африка рассказала о себе, стоило только слегка царапнуть мою память в этом месте.

Я могу и дальше обойтись без прямого участия этих людей в рассказываемой части истории. Я не хочу никого сводить с ума, а это запросто и со мной одним тут - стоящим посередине, говорящим и показывающим невероятное. Просто некоторые вещи я не буду обосновывать и доказывать. Все равно тут всё недоказуемо, всё подряд.

Так что давайте условимся: про этих "лишних" людей вы ничего не слышали, я ничего не говорил, продолжаем...

Выписки:

"А он словно только от меня отделаться и ждал - тут же к нему Ким прилепился. Богом клянусь, трёх дней не прошло, я чуть не почернел от ревности ...

Вот не знаю, где такие мальчишки берутся, как этот кореец... Слова не скажет, и на людях с ним всегда молчит, не улыбнётся, руки на его руку не положит. Только смотрит так, как на спасителя смотрят, на отца, наверное - у кого хороший отец, я своего-то и на карточке не видел...

И Лус тоже... будто оберегал его, всегда с ним при других ровно, всегда спокойно, ласково - но я-то знал, как у него лицо меняется... я-то знал.

Так что мне двух раз хватило их вместе увидеть, чтобы понять - и другим дуракам вроде меня советовать - на этого, парни, даже и не тратьте пыла. Нет его для вас. Считайте, женат он на этом маленьком. Такие, как Лус, если обещаются, и в ответ обещание получат - всё, крепче и Папа Римский не повенчает..."

Юлия Сиромолот, "Подсолнух и яблоки"

Неокончательный диагноз: Ким

Ким появляется в "Подсолнухе" в роли любовника Симона. По крайней мере, там все это предполагают, и всё так и выглядит. Лу уверен, что всё было не так, но не может ничем подтвердить свою уверенность. Однако, из уважения к Лу, попробуем реконструировать историю, исходя из его представлений.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее