Человек на войне (сборник)

Владимир Семенович достал из того же шкафчика стаканы. Быстро и большими кусками нарезал хлеб, колбасу, сало. Открыл банку со «вторым фронтом»[41]. В графине развел варенье, сделал морс.

– Прошу к столу. С чего начнем? – вопросительно взглянул на Мишу.

Миша молча показал на водку. Владимир Семенович налил в стаканы. Себе и Валерию Борисовичу по половине, Мише – четвертинку.

Валерий Борисович поднял стакан, за ним подняли Владимир Семенович и Миша.

– За твое возвращение, Миша. И за то, чтобы ты всегда возвращался.

Выпили. Закусили. Командиры совсем понемногу, только выпитое зажевали, наперебой подкладывали все со стола на тарелку мальчику.

– Ешь, Миша, ешь. Кушай, не стесняйся. А что не съешь, то с собой заберешь. Это все твое.

Валерий Борисович взглянул на часы, постучал ногтями, плоской их стороной, по столу.

– Время, время… Ты прости меня, Мишенька, но запарка у нас… Понимаешь? Мне надо идти.

– Понимаю, – огорчился Миша.

Валерий Борисович видел его огорчение и понимал. Столько времени мальчишка был под врагом, в постоянном риске, в опасности, в холоде, в бесприютности и одиночестве. Теперь пришел, можно сказать, возвратился в родной дом, а родственникам не до него.

– Ну, давай еще сладенькой понемножку, – предложил Валерий Борисович. – Совсем по чуть-чуть, – это уже указание Владимиру Семеновичу, сколько наливать. – За победу. И за удачу, Миша. Чтобы тебе и всем нам всегда и во всех делах сопутствовала удача.

Выпили ликеру. Командиры смакуя, Миша лихо, залпом в один глоток.

– Не озоруй, – попридержал его Валерий Борисович. – А то такого насочиняешь. – И Владимиру Семеновичу: – Обратно машину с Мартьяновым пришлю. Закончите, заберешь сообщение, Мишу на нашу квартиру отдыхать, а сам… Знаешь, где меня искать.

– Понятно.

После ухода Валерия Борисовича минут пять еще посидели за столом, закусили. Закусывал, в основном, Миша, а Владимир Семенович только подкладывал ему закуску. Аппетит, особенно после выпитого, требовал еще, но много есть опасно. Остановился.

– В баньку? – предложил Владимир Семенович.

– Попробуем…

И действительно, только попробовали. Лишь поддал пару Владимир Семенович, зажгло, защипало рубцы и рану. Аккуратно помахал над мальчиком веником, прогрел, осторожно вымыл и вытер его. Даже не вытирал, обернул простыней и промокнул влагу.

Рану перевязывать не стали, решили, пусть подсыхает.

И уселись за бумаги.

Чаще всего, когда время позволяло, отчеты Миша писал, советуясь и оговаривая едва ли не каждую фразу. В начале войны с Валерием Борисовичем, а потом с Володей. Ему, соскучившемуся по своим и по общению с людьми, перед которыми можно быть самим собой и не надо притворяться, играть роль, это обсуждение было большой отдушиной, облегчением для души. Но сегодня, после того, как обговорили основные моменты, которые нужно внести в сообщение, Владимир Семенович, извинившись, занял другой стол и раскрыл папку с какими-то своими бумагами.

Миша насколько мог аккуратно написал вводное предложение: «В соответствии с отработанной линией поведения источник находился на временно оккупированной врагом территории в период с…»

– Как выводился – подробно писать?

– Нет. Вовсе не надо. Это наши с тобой и с Борисычем наработки, других они не касаются. И об реализованной информации, по ремонтникам, по Киеромякам, – приделал Владимир Семенович к карельской деревне русское окончание, – только основные моменты. По танкодрому-приманке – только установочные признаки. По обозу – настроение наших граждан, остальное реализовано, взорвали этот промежуточный склад. А вот разговор с обер-лейтенантом из 1-Ц и с Николаем Тинусом – как можно подробнее.

– Угу, – согласился Миша.

В дверь осторожно постучали. Владимир Семенович подождал, пока Миша перейдет с бумагами в предбанник, вышел в тамбур и приоткрыл дверь на узкую щель. В просвете никого не было, заглянул за полотнище двери, плотно прижимая его к себе. Там, за дверью, укрылся Мартьянов, чтобы ненароком не увидеть, кто есть и что происходит в комнате.

– Найди, на что сесть, и посиди вон там, – показал Владимир Семенович подальше от двери. – Я скоро.

Закрыл и запер на ключ дверь. Приоткрыл дверь в предбанник, возвратил мальчика за стол.

«…в Киеромяки прибыл… Остановился у…» И Айно вспомнился… Отложил ручку, уперся надбровными дугами в поднятые кулаки.

– Какие-то проблемы? Помощь нужна?

Миша молча помотал головой, а потом добавил:

– Нет, – и стал писать дальше.

Владимир Семенович, похоже, закончил со своими бумагами, убрал их в папку.

– Ты пиши пока. А я на часок, максимум на полтора отлучусь. Захочешь перерыв сделать, еда на столе, подушка и одеяло на диване, полежи, отдохни. Не беспокойся, у двери наш часовой, и без меня или Валерия Борисовича сюда ни одна живая душа не войдет.

«Опять одному? Там один, тут один. Времени у них на меня нет». Миша отмолчался. Но губы кривились, и глаза набухали. Но держал себя.

«…В качестве инициатора устройства трамплина с сарая выступил Айно Хокконен 1929 года рождения…»