Человек на войне (сборник)

– А вот да. Но не на своем участке, а в расположении 67-й армии, на Невском пятачке, где он не служил и узнать его не могли. Под видом перебежчика, штабного чертежника.

– А как вычислили?

– Слишком грамотным оказался для чертежника. Даже для штабного. Полностью сдал состав, группировку, огневые точки и командные пункты 170-й дивизии, в штабе которой якобы служил. Проверили – совпадает с нашими разведданными.

– Не хило. Но чего ради?

– Сказал, что хорошо знает все огневые позиции от Шлиссельбурга до устья Мги. Когда попросили обозначить на карте, предложил сделать кальку каждого участка обороны, у карты, дескать, слишком мелкий масштаб. Двое суток рисовал. И оказалось, по его калькам, что в районе Второго городка и Восьмой ГЭС огневые точки расположены редко, а в районе Марьино очень густо.

А главный удар по прорыву блокады наше командование намечало провести как раз в направлении Марьино – Синявино. Что ж получается – ошиблись, не туда основной удар направили? Стали сверять огневые точки на кальке с данными нашей разведки. Большинство совпали. Что за чепуха? Порознь совпадает, а в целом картина, противоположная нашим данным. Тогда один сотрудник разведуправления обратил внимание на то, что масштаб на кальках разный. И где мельче масштаб, там огневые точки, естественно, кажутся гуще, а где крупнее – там реже.

Свели все кальки к одному масштабу и огневые точки встали на свои места, совпали с данными нашей разведки.

– Нехилую дезу они хотели через обера загнать.

– Уже тепло. Но еще не горячо. Кроме этого, еще один момент присутствует…

– А что еще?

– Подумай. Проанализируй информацию, которой располагаешь. Подсказка нужна?

– Пока нет… Думай, голова, думай, не зря же я тебя кормлю… А то, что я этому оберу сливал? О передвижении войск и военной техники?.. – Миша вопросительно взглянул на Валерия Борисовича.

– Теплее.

– Вот это да! Значит, они поверили тому, что я сказал оберу… что удар наши готовят в направлении Второго городка и Восьмой ГЭС… подготовились, укрепились и через обера хотели убедить наших наступать…

– …именно в этом направлении, – в один голос с Валерием Борисовичем завершили вывод.

– А теперь прикинь, если б ты ушел не в Карелию, и не приведи Бог, немцы просекли тебя, перемещающегося по их тылам именно на этих участках, поверили бы они твоей информации или нет? И что б тогда с тобой было?

– Понятно. Но не я один, наверно, им такую дезу гнал.

– Разумеется, и по другим каналам подобная информация к фашистам шла. Но твоя была одной из самых реальных. На нее немцы быстро отреагировали.

– Так им и надо!

– Вот именно.

Валерий Борисович взял его под мышки, поставил на кровать, достал из портфеля медаль «За отвагу».

– За проявленное мужество, за героизм и отвагу при выполнении задания командования в тылу противника.

Прикрепил ее к лацкану пижамы.

– Служу трудовому народу!

– Поздравляю.

– Ура! – шепотом прокричал Миша.

– А это от меня лично.

Валерий Борисович достал из своего портфеля книжку «Мифы Древней Греции», вышедшую в блокадном Ленинграде.

– Спасибо, – обрадовался Миша, читать он любил.

– Медаль обмоем? – предложил Валерий Борисович.

– А как же, – согласился Миша.

– Сейчас скажу, чтоб чаю принесли. Другого тебе пока нельзя.

Валерий Борисович поднялся. Миша хотел было удержать его возле себя, но передумал. Пока чай принесут, пока чаю попьют – все это время Валерий Борисович будет здесь. Успокоился, закосил глазом на медаль: самолеты, надпись, танк – но сверху их видно плохо.

– А можно снять, посмотреть?

– Смотри, сколько угодно. Твоя. Лично-персональная. И продиктуй мне номер, удостоверение выписать. И еще просьба к тебе, спать ты сейчас будешь меньше, я понимаю, скучно, но из палаты старайся выходить как можно реже. А медаль… Если захочешь, можешь пока оставить у себя, но с условием – никому не показывать.

– Конечно.

Минут через десять Валерий Борисович засобирался, и у Миши сразу упало настроение. Даже захотел вернуть медаль обратно. Но сдержался. Ребенок он, что ли…

А когда Валерий Борисович ушел, отстегнул медаль, убрал в тумбочку, укрылся до глаз одеялом и стал смотреть на огонь. «Опять один. – Вздохнул. И вдруг встрепенулся: – Да что это я за Володю и Борисыча, как малое дитя за мамкину юбку, цепляюсь? Некогда им так некогда. Своя голова должна быть. И самостоятельность».

Эпилог

– А потом что?

– Что потом… Опять ходил, – блеснул мой собеседник двумя рядами железных зубов. – Отлежался, отоспался, подкормили, витаминами покололи. Окреп немного и с конца января сорок третьего снова пошел.

И в разведку ходил, и связным к партизанам, и к подпольщикам. А куда денешься – на войне без разведки нельзя. Командиру на войне без разведки, все равно, что тебе или мне слепому и глухому остаться. Само собой, осторожничал, без особой нужды на рожон не лез – боязно второй раз под пытки попасть. А так что… Ходил…