Человек на войне (сборник)

– Они ребята и девчонки хорошие, безотказные. Но тяжело им, все время на морозе, материалов постоянно не хватает. Пусть покричат, надо же им пар как-то выпустить, – и предложила: – Давай, пока спокойно, чаю попьем.

– Попьем. Но можно я сначала позвоню?

– Звони.

По телефону никто не ответил. Зоя налила ему и себе в кружку кипятку, в каждую накапала из пузырька по несколько ароматных, пахнущих смородиной капелек.

– В прошлую смену сантехники водопровод в аптеке восстанавливали, быстро справились. Заведующая аптекой премировала их за хорошую работу, дала каждому по флакончику настойки смородиновых почек, а один, говорит, мастеру за оперативность передайте, – похвалилась удачей Зоя. И мечту высказала: – Вот прогоним фашистов, тогда настоящего чаю попьем с ситным и хлебушка досыта наедимся.

Миша достал из своей торбы серый сухарь, обмакнул кончик в кружку и аккуратненько сгрыз теплую, увлажненную часть его.

В Дзержинский район Зоя перебралась летом, а до лета жила на Петроградской стороне. В прошлую зиму работала штукатуром-маляром, но не столько она штукатурила и красила, сколько вместе с комсомольским бытовым отрядом ходила по квартирам, искала, кому нужна помощь.

Зайдут в иную квартиру, а там холод, грязь, вши и обреченно смирившийся перед смертью человек под одеялами и всяким тряпьем лежит, последнего своего часа дожидается. Во всем обличье его – обреченность, страх смерти и взгляд, голодный и блестящий, из глубоких глазниц, и мольба во взгляде. Не дайте умереть! Спасите!

Поговорят с ним, наколют дров, протопят печку, помоют полы, самого человека вымоют и белье его от вшей кипятком прожарят. За это время одна из них или вдвоем сходят карточки отоварят и горячий обед из столовой принесут. Глядишь, пришел человек в себя, ожил и зашевелился, и воля к жизни у него появилась. Ведь в первую очередь умирали те, кто слабел духом.

Некоторых, кто похуже себя чувствовал, в баню под руки водили и даже на санках возили, а была острая нужда и возможность, в стационар устраивали – и поднимали человека.

И не только взрослых находили в квартирах, но одиноких маленьких детей. Папы их известно где – на фронте, а мамы – у кого на улице от обстрела или бомбежки погибли, у кого на работу ушли и не вернулись, а у иных вот они, рядом мертвые лежат. Детей отогревали, отмывали, стригли, подкармливали и в детские дома устраивали.

И подростков беспризорных собирали, определяли кого в ремесленное училище, а кого и непосредственно на предприятия, где места были – куда принимали, туда и совали.

Работы было много. Сами истощенные и обессилевшие от голода, Зоя и ее товарищи, по двенадцать часов в сутки ходили по промерзшим, обледенелым, загаженным лестницам. Шли и на первый этаж, и на последний, и на мансарду, искали, кому нужна помощь. И таких, кого они подняли, отогрели и спасли, было немало – многие тысячи.

Допил чай, снова позвонил. О! Повезло! Ответили сразу. Опять Владимир Семенович.

– Здравствуйте. Вам Костя привет просил передать.

– Котя, ты?

– Да, я.

– Знаешь на Кирочной дом с высокой аркой? Недалеко от проспекта Чернышевского, высокая такая арка, на несколько этажей…

– Да, знаю.

– Сможешь там быть через полчаса?

– Смогу.

– Подъедем с Борисычем. Все. До встречи.

Машина запоздала минут на пятнадцать. Миша вышел из арки, задняя дверца открылась, и он тотчас оказался на сиденье в объятиях Валерия Борисовича. Едва успел протянуть сидевшему за рулем Владимиру Семеновичу руку, чтобы и с ним поздороваться.

– Ну, здравствуй, Мишенька! Как дела? Как здоровье? Цел? Не сильно голодный? Сейчас накормим, потерпи немного.

Валерий Борисович был рад, обнимал и тискал Мишу. Миша потерпел немного, сколько мог, а потом стал уклоняться от объятий.

– Что такое, Мишенька? – удивился Валерий Борисович.

– Спина болит.

– Застудил? Ударился?

– Ударили.

– Кто? Как произошло?

– Фашисты.

И Миша подробно рассказал о происшедшем возле танкодрома-приманки.

Валерий Борисович, услышав, что Мишу после побоев тошнило, тронул Владимира Семеновича за плечо:

– Володя, в ближайшие дни организуй врача, а будет необходимость – комиссию. Пусть хорошенько обследуют. Обязательно.

– Какие проблемы? Организуем.

– Продолжай.

Миша по непонятному для себя внутреннему требованию опустил ситуацию в лесу, когда явилась ему мама. Рассказал о ночлеге у знакомых Эркки, о ночевке в стогу, опять же опустив понятно какие подробности: об оружии – за это попадет, и о прикладывании к фляжке – к делу не относится. Подробно рассказал о переходе линии фронта по тропе и вкратце о том, с кем встречался на этой стороне и у кого остановился.

Подъехали к большим железным воротам. На каждой створке по звезде, видимо, по красной, но сейчас, впотьмах, при очень скудном свете запурженной луны они были темными, почти черными. У ворот два красноармейца в тулупах. Рядом с воротами помещение КПП. Значит, воинская часть. Здесь Миша еще не был.