Человек на войне (сборник)

– Потому что ты – мать и должна любить своих детей, – словно читая ее мысли, сказал офицер. – А кто детей любит, на того можно рассчитывать… Кроме того, ты видишь многих, а значит, увидишь и нужного мне человека. Зовут его Петр. А кличка – Камень. Сейчас я тебе дам записку, а ты ее быстро спрячь, поняла? От этой записки зависит жизнь многих русских пленных. Их надо срочно спасти. Люди серьезные, офицеры. Поняла?

– Поняла.

Он быстро передал ей в руку плотную, сложенную в несколько раз бумажку.

– Теперь запомни вот что. Этого Петра я никогда не видел. Ты сама должна его отыскать. Заводи с заключенными разговор, имена их узнавай – как бы невзначай. А как тебе назовется человек Петром, ты спроси: «А нет ли у тебя клички?» Если скажет, что есть, спроси: «Какая же?» Если ответит «Камень», только тогда записку и отдай. Помни, от тебя зависит, спасешь ли ты нужных Родине людей. Все, мать, больше мне около тебя задерживаться нельзя. Действуй.

И он опять посмотрел на нее пристальным, твердым взглядом. А потом в знак веры в нее улыбнулся слегка и прикрыл глаза.

Он ушел, а Федосье оставил не только записку, но и беспокойство. Раздумывала она, не провокация ли затеяна. Ну, допустим, найдет она этого Петра. Выспросит про кличку. И что? Как посторонние узнают, что записка передана? Да никак, потому что она может сделать это незаметно. Пусть даже кто-то за ней и будет следить, она все одно заметит. И все же… Как среди всех этих заключенных найдет она нужного человека?

«Петр», «Камень», – повторяла она, рассматривая людей, которые приходили менять одежду. Будто невзначай спрашивала: «Тут Петр у вас какой-то есть, про него справлялись…»

И среди нескольких людей с именем Петр отыскался один, который показался ей тем самым, кого она искала.

Невысокий такой, исхудавший, невзрачненький. Но когда спросила она его про кличку, по тому, как он сразу насторожился, Федосья поняла – он.

– Кличка, говоришь? – спросил он, обнаружив и твердость вроде бы бесцветных глаз. – А зачем это тебе, если, скажем, она у меня и есть?

Федосья взгляда не отвела, ответила как можно спокойнее:

– Да ведь знаешь, Петр, клички разные бывают… Не в насмешку, а для нужных дел…

– Нужных?

– И даже очень.

Он придвинулся к ней ближе:

– Камнем меня иногда кличут.

– Камнем?

– Да.

Она огляделась. Никто за ней не следил.

– Быстро, Петр, бери записку. Быстро!

– Спасибо, мать, – Петр записку припрятал и ушел из помещения, где грудой лежала грязная одежда.

Через два дня по вою сирен, лаю собак, беготне охраны Федосья поняла, что устроен побег. Значит, тот высокий, стройный офицер, которого она приняла за генерала, был русским разведчиком. Значит, она помогла бежать нашим. А если их поймают? Если начнется дознание? Нет, они заранее все подготовились и знают, как к нашим добраться… Господи, помоги им. Богородице Дево, Заступница Усердная, не оставь рабов Твоих, защити…

Следствие немцы вести у них в бараке не стали. Федосья узнала, что были расстреляны в других бараках, где находились военнопленные.

Все же душа тревожилась, а иногда внезапно накатывала даже волна страха. Но так же внезапно возникала в сердце и радость – когда она засыпала и думала о том, что и она помогла спасти наших людей.

7

Чувство голода не проходило никогда. Оно то усиливалось, то ослабевало, но никто из детей Федосьи никогда не просил есть – знали, что если появится какая-нибудь еда, мать сама все отдаст, поделит между детьми.

Саша узнал, что за горой, под которой стояли бараки, есть шоссе, вдоль которого растут яблони. Сейчас самый сезон, яблок там завались. Об этом сказал русский заключенный, помогавший немцам нести караульную службу у выхода из бараков на завод. Он объяснил Сашке, как добраться до яблонь: после обеда, когда немцы отдыхают, пробраться ползком до горы. На горе – вышка, там немецкий охранник, так что вдоль горы тоже надо ползти скрытно. По полю ползти легче, там высокая трава, охранник не заметит. Яблони у шоссе. Надо быстро набрать яблок и успеть вернуться в барак, пока его дежурство не сменилось. Яблоками, разумеется, поделиться.

Сашка все понял и взял с собою Зою и Надю. Мать не предупредили, потому что она была на работе.

До шоссе добрались благополучно.

Вот они, яблочки. Зеленые не рвали, снимали только с розовыми бочками, наливные, хрустящие. Ели быстро и жадно, хрумкали, набивая яблоки за пазуху, в карманы, в штаны.

Кажется, наелись, а глаза еще просят.

– Все, пошли обратно, – сказал Сашка, а сам приметил яблоко, которое показалось ему особенно румяным и крупным. Полез за ним, сорвался. И тут, с высоты, увидел на дороге мотоциклистов.

– В траву, быстрей! – крикнул сестрам. – Немцы!

Кинулись бежать к полю, но пока Сашка слезал с дерева, мотоциклисты его заметили.

Спасаясь от них, по полю бежали, а не ползли. И охранник с вышки их заметил.

Почти все яблоки подрастеряли, пока бежали к колючей решетке, где дежурил русский охранник. Мотоциклисты, оставив машины у шоссе, догнали ребят.

Первым удар резиновой дубинкой по груди получил Сашка. Яблоки сплющились, пятнами расплылись по рубашке.