– Ага, – Надежда радостно взяла ладони Маруси в свои. – Я сегодня в соборе была. Сегодня ведь праздник – Иоанна Крестителя…
– Да ты что?
– А ничего. Только смотри, никому не слова. А то как узнают, что я верующая, так с завода и попрут.
– Да я никому не скажу, потому как и я крещеная. И в церковь с мамой ходила. У нас в семье все верующие.
– И у нас. Мама, знаешь, как молилась, когда мы у немцев в лагере были…
– В лагере? Что же ты ничего мне раньше не говорила? Прямо в настоящем концлагере?
– В настоящем. А не говорила потому, что мы с тобой еще мало знакомы. Получше познакомимся, и ты мне о себе расскажешь.
– Да я с удовольствием, Надюшка. Знаешь, давай в следующее воскресение в церковь вместе пойдем.
– Только никому не болтать. А то наши свистушки, вроде Вальки, по всему заводу разнесут.
– Да она неплохая, – возразила Маруся. – Только вот очень замуж хочет. Оттого и ест кое-как, лишь бы получше одеться.
– Мужа не на танцах искать надо, – сказала Надежда.
– А где?
– Знала бы, сказала. А вообще, мама говорила, что об этом думать много не надо. Господь все Сам управит.
– Как не думать, Надюшка, ты что? Мы с тобой не молодые разве да собой не пригожие?
Они рассмеялись, Маруся пошла на кухню ставить чайник, а Надежда достала из тумбочки батон, карамельки, плавленые сырки. Еще оказалась баночка килек в томатном соусе, и они знатно поужинали.
Завод из «почтового ящика» переименовали в «машиностроительный», но ничего в работе не изменилось.
Характер такой у Надежды – всякое дело она исполняла с охотой и всюду находила для себя что-то интересное.
Навивала металлические сетки, потом была клепальщицей, пружинщицей. Операции выполняла как будто бы простые, но каждая из них требовала внимания и сноровки.
Освоить каждое новое дело, куда ее ставили, для нее труда особого не составляло, потому что умом Надежда вышла смекалистой, а руки были расторопными и быстрыми.
В каждой бригаде, где она трудилась, это сразу же подмечали, потому и разряды ей повышали, и к некоторым советским праздникам, в особенности на 8 марта, она стала получать почетные грамоты.
Приятно, конечно, но все же задумывалась Надежда о том, как жить дальше.
Многие подруги повыходили замуж, ушли из общежития. А ей что же? Где он, ее суженый? Или его вообще нету?
«Может, я невеста такая, слишком уж разборчивая? Тот не эдакий, этот не такой… Да особо никто и не сватался, так, лишь бы погулять…»
Она вздыхала и принималась за дело, успокаивая себя тем, что Господь все Сам управит.
Однажды, в воскресенье, ходили с Марусей в кино. Фильм смотрели хороший, про войну. Там у парня с девушкой любовь такая сильная, а его убивают.
Надя плакала, и Маруся тоже.
Шли домой, обсуждали фильм.
Маруся говорит:
– Брат мой двоюродный Коля Советкин, службу в армии заканчивает. Домой скоро возвращается. Вот, посмотри, фотку прислал.
Николай снят в полный рост. Стройный, в гимнастерке, туго перепоясанный солдатским ремнем.
Надежда улыбнулась.
– Хорош солдат.
– Вот видишь. Глаза голубые. Роста хоть и небольшого, а все равно стройный, крепкий парень. И работящий. Знаешь, когда чего по дому надо – Колька всегда первый. Отцу и говорить не приходилось, Коля вперед за дело брался.
– Да ты чего его нахваливаешь?
Маруся хитро посмотрела на Надю и обняла ее.
– Я про тебя ему написала.
– Как?
– А что, нельзя? Ты моя лучшая подруга. Вот и написала.
– Что? – Надежда вдруг почувствовала, что сердце у нее забилось быстрее.
– Что ты хорошая да пригожая. Грамоты по работе получаешь, девушка серьезная, хотя и веселая.
– А он?
– Он пишет: «Рад буду познакомиться». Да вот, сама читай.
Присели на лавочку в сквере. Маруся дала Надежде письмо.
Николай и в самом деле писал, что хочет познакомиться с Надеждой. Как из армии вернется, ему надо невесту подыскивать. И раз у Маруси такая хорошая подруга, то пусть она про него, Николая, расскажет.
– Теперь хорошо бы, Надюшка, чтобы ты ему написала.
– С ума сошла. Чего это я сразу писать буду?
– Как чего? Что вот мы с тобой о нем говорим и ждем его. И фотку свою давай.
– Ничего я писать не буду, негоже девушке первой начинать. Пусть он мне напишет.
– Ух ты, какие мы гордые. Ладно, Надюшка, будь по-твоему. Но фотку дашь. Где у тебя коса наперед закинута.
Когда пришли в общежитие, Надежда достала альбом, нашла фотографию, которая нравилась Марусе. Коса, ее гордость, здесь хорошо видна – толстая, почти до пояса.
– Главное, почему он тобой так заинтересовался, вот что. Я написала, что мы с тобой в церковь ходим.
– Он, значит, верующий?
– У нас дома вся семья такая. И дедушка с бабушкой верующие были. Вообще история у семьи нашей необычная. Как-нибудь расскажу. А то лучше пусть Колька расскажет. Он все лучше меня знает. Ну, ладно, пойду я, а то темнеет уже.
Маруся ушла, оставив подруге и письмо, и карточку брата. Надя в который раз посмотрела на фотографию. Ну, ничего вроде. А в жизни-то каков? Понравится ли он ей, а она ему?
Дверь открылась – соседки вернулись с танцев. Обсуждали парней, с которыми познакомились, смеялись.
Валька сняла «гвоздики» и, сев на постель, терла ступни – натанцевала мозоли.