То ли воздух помогал им, то ли порода у них такой вышла, но только росли они на радость матери крепкими и ладными.
А Надежда так среди своих выделилась быстро: округлилась, налилась, как молодое яблоко, а волосы густые, русые заплетала в косу и перебрасывала вперед, на грудь, когда шла на вечерки.
Кавалеры, конечно, уже появились, и она пела песни вместе с ними, и семечки лузгала, и кино смотрела, когда привозили, но ни с кем не дружила особо, потому что никто ей из своих, свитских, не нравился так, чтобы его выделить среди других.
А главное, во всем слушались и она, и сестры маму, которая не только молиться их выучила, но и объяснила, как надо вести себя девушке, чтобы потом стать достойной матерью и женой.
Впрочем, и объяснять-то особо было нечего – и Зоя, и Надежда знали, как вести себя с ребятами – что хорошо, а что плохо.
Любила Надежда и потанцевать. Жаль только, что гармонист у них не очень важный, и радиола в клубе хрипатая, да и пластинок хороших всего несколько штук.
Танцы устраивали по праздникам или по торжественным случаям – например, когда провожали ребят на службу в армию.
Уходил служить и Саша.
Уходил без печали, с желанием:
– Буду учиться на водителя, чтобы профессию получить. В колхозе можно механизатором, а лучше в городе – водители везде нужны.
– Погоди загадывать, сынок. Как Бог даст.
– Я, мама, писать буду, вы не беспокойтесь.
Федосья особо и не беспокоилась: Александр вырос крепышом и характером тверд. Своего добьется.
Служил он под Самарой, и город этот на Волге ему пришелся по душе. Здесь после службы нашел работу, здесь и женился.
Приехал в Свиты, стал звать в Самару и Надежду. В самом деле: ну что тут, в деревне, как дальше жить? Истопницей была, уборщицей в клубе была, в поле работала, и что? Много заработала? Счастье нашла?
Мать не отговаривала Надежду, когда та решилась уехать из Свит.
– Твоя жизнь – тебе и решать. Мне здесь хорошо, я отсюда никуда уже не уеду. А вам, молодым, дорогу в жизнь самим выбирать.
Зоя к тому времени уже уехала работать на стройку, и Надежда испросила у матери благословения. Тем более, Саша поможет и устроиться, и жизнь наладить.
Осталась Федосья с Анечкой, младшей. И про нее знала, что и она выпорхнет из родного гнезда. Но не было в ее сердце горечи. Опять молилась она о детях своих – лишь бы у них все устроилось.
Поцеловала Надежду на дорогу и перекрестила.
Самара показалась Надежде слишком большой и шумной. Называлась она тогда не Самарой, а Куйбышевым, но между собой город все равно называли по-старому: Самара.
Город был куда больше, чем Смоленск, да и Волга полноводней и шире, чем Днепр у Смоленска.
К тому же теплее, солнечней, и пляжи прямо под городскими спусками к реке.
Красота: купайся, загорай, никуда ездить не надо.
Но только Надежде было не до загораний: Саша определил ее на завод, который находился на окраине города, далеко от реки и центра. Здесь самостоятельный городской район – со своим дворцом культуры, парком, стадионом, заводскими общежитиями.
В одном из таких общежитий ее и поселили.
Начала она работать, как и у себя в Свитах, истопницей.
Конечно, к новой жизни в городе надо было привыкнуть. И завод огромный, со множеством цехов, и народу вокруг много. Что за люди, сразу не разберешь, но девчата из общежития оказались подходящие – свои, тоже деревенские.
Работа работой, а тут своя жизнь идет.
Разговоры о жизни, планы на будущее. Конечно, большинство девчат говорили и про учебу, и про замужество. Главное, надо хорошую специальность приобрести – не на все же время оставаться в рабочих.
– А мне и рабочей хорошо, – говорила Надежда. – Вот в цех перевелась, разве работа плохая? И платят неплохо.
– Да ты чего, Надежда? – возражала соседка по комнате, Валентина. – Ну разве это дело, сетки-то эти навивать? Трудно и скучно.
– И не трудно, и не скучно, – отвечала Надежда. – Я к работе привычная.
– Вот-вот, на таких, как ты, воду и возят. Вроде ты шустрая, а главное не понимаешь. Чего на танцы не ходишь?
Валя охорашивалась перед зеркалом, налаживая прическу, модную в то время «бабетку» – волосы укладывались копной наверх. А ребята называли такую прическу «вшивый домик».
Платья стали шить укороченными – «мини», по длине выше колен.
– Ты, подруга, вот какая модная, – сказала Надя, рассматривая Валентину. – А туфли-то у тебя какие! Поди, весь аванс истратила.
– Аванс! Каблук 12 сантиметров, разве на него аванса хватит?
– Ба, Валька! Да как на таком ходить-то? Да еще танцевать?
– К «гвоздикам» привыкать надо. Мы теперь городские, а не недотепы деревенские. В клуб собрались – там концерт бесплатно. Говорят, хороший. Идем?
Девчата ушли, а Надя осталась одна.
Сидеть в комнате она не стала, а направилась к остановке электрички – на ней путь до центра Самары самый короткий. Она еще не решила, куда пойдет, и от вокзала пошла по улице мимо какого-то небольшого завода, старых особняков, над которыми нависали кроны ясеней и лип.
День был солнечный, теплый, и она шла, радуясь и этому воскресному дню, и этим старым деревьям, от которых падала тень на тротуары.