Человек на войне (сборник)

– Американская армия позаботится о всех вас. Питание будет налажено в ближайшем городе, куда вы и направитесь прямо по этой дороге. Для дальнейшего вашего следования обратитесь в распределительные пункты. Они будут организованы на городской площади.

Он повторил слова несколько раз, и только после этого колонна машин двинулась дальше, к заводу и лагерю.

В городе было шумно и людно. По узким улочкам проезжали американские быстрые «виллисы». Группами ходили люди. Наши заключенные из других лагерей – мужчины, женщины, дети. Американские военные занимали брошенные немецкие дома.

В центре города уже была организована кухня, выдавался хлеб, а голос русского переводчика снова и снова повторял по радио о том, что есть надо понемногу и идти к распределительным пунктам.

Эти «пункты» представляли из себя столы, поставленные на брусчатке площади у городской ратуши и островерхой кирхи.

Федосья встала в очередь к тому столу, за которым сидел американский офицер рядом с тем переводчиком, который встретил их на дороге.

И вдруг она услышала:

– Тетка Федосья! Тетка Федосья!

Оглянулась, сразу увидела парня в одежде заключенного, который, расталкивая людей, пробирался к ней. Она без труда узнала Петьку, сына своей родной сестры Маргариты.

Он обнял ее, перецеловал всех детей и радостно улыбался. Худющий, костлявый, но с живыми темными глазами – как и у матери, как и у Федосьи.

– Вот так встреча, надо же, – быстро говорил он.

– Значит, наши лагери рядом были?

– Наш «Тупик» назывался, а ваш?

– Да рядом, раньше бы знать. Хотя… Ну так что, куда теперь, тетка Федосья? – спросил он, перестав улыбаться.

– Как куда? – удивилась она. – Домой, в Свиты.

Петр посуровел, опустил на землю Аню, которую держал на руках.

– Видать, тебе ничего не объяснили, – сказал он. – Давай отойдем куда-нибудь, поговорим.

– Да зачем? Говори при всех.

– Нет, отойдем.

Федосья оставила детей стоять в очереди, а сама с Петром отошла к памятнику, который возвышался посреди площади. Какой-то бронзовый человек с отбитой снарядом рукой стоял на постаменте. Ограда вокруг памятника тоже была искорежена танком, наверное.

Они присели на вывороченный камень с какой-то надписью.

– Ты что же, Петя? Куда теперь? – спросила Федосья, уже поняв, что племянник говорит, хорошо подумав.

– Да вон, записывают. В Америку. Обещают работу дать и жилище. У них этого хватает. И тебе нельзя домой, тетя. Тебя тоже куда-нибудь в Сибирь отправят. Потому как работала на врага.

– Не по своей же воле, Петя. А дети? Да если бы мы и дальше холостые патроны делали, они всех детей бы перестреляли. Так нас и предупредили после первых расстрелов.

Петр смотрел на Федосью, обдумывал все, что она сказала.

– Не знаю, возьмут ли они это в резон. Мне так прямо сказали, что будут считать нас предателями. А какой я предатель, если меня в окружении, как и сотни других, взяли? Если у нас и воевать-то было нечем? Да и колошматили нас так, что только клочья летели. Голову поднял – а на меня уже и автомат направлен.

– А все же мы победили, Петя.

– Это так, – он улыбнулся, но уже не так весело, как при встрече. – Маме скажи, так, мол, и так. Как у меня жизнь наладится, я напишу. И скажи, чтобы за меня не беспокоилась – в лагере выжил, а уж в этой Америке – тем более.

– Ты что же, уже и записался?

– Да. Может, и вы все со мной? Помогу, чем смогу.

– Нет, Петя. Мы поедем домой.

Петр понял, что Федосью не переубедить.

– Ну, тогда ладно. Вон дети уже кричат. А меня не поминайте лихом.

– Я за тебя помолюсь, Петя. Ангела тебе Хранителя в дорогу.

Она перекрестила его и пошла к детям – Саша уже бежал к ней через площадь.

Бронзовый знатный гражданин города в камзоле, в коротких, до колен, штанах, в башмаках с пряжками смотрел на людей, суетящихся внизу на площади, с некоторым удивлением.

Федосья подошла к столу, назвала все свои анкетные данные.

– Свиты? – переспросил офицер.

– Да, деревня Свиты, район Пречистенский, область Смоленская. Виноградова Федосья Семеновна. Дети со мной: Александр, Зоя, Надежда, Анна. Все выжили, слава Богу.

Американский офицер смотрел на Федосью, как на человека, который ничего не понимает.

– Скажи ей, что от деревни ее вряд ли что осталось. Там шли тяжелые бои. На полях и огородах ничего сажать нельзя – всюду немцы оставили мины. Голод, хотя власти это скрывают.

В точности слова офицера были переведены Федосье.

– Еще скажи, что ее личная судьба будет решаться военным судом. Нет никакой гарантии, что она останется на свободе, так как работала на фашистском военном заводе.

Федосья все выслушала спокойно, кивнула.

– Я с детьми возвращаюсь домой, – сказала она. – Смоленская область, район Пречистенский, деревня Свиты.

– Хорошо-хорошо, – уже несколько раздраженно сказал переводчик. Мол, с вами по-хорошему, а вы вместо благодарности… – Вот вам документ, не потеряйте. На машинах вас передадут в советские войска – на тот берег Лайны. Машины у ратуши, вон там, видите?

– Вижу, – ответила Федосья и вместе с детьми пошла к грузовым машинам. В них уже залезали заключенные.

– Это к нашим? – крикнул Саша.