Человек на войне (сборник)

Все бы хорошо, но рассказывал он долго, тщательно и подробно описывая каждое действие: как вбивать гвозди, как их изгибать, чтоб сетка не рвалась и лучше держалась, как натягивать сетку, как раскладывать на ней лапник, как собирать, толочь и ошпаривать иголки. Микко вначале нетерпеливо, а потом и боязливо переминался с ноги на ногу, хотя старался и не выказать нетерпения, а усердно изображал лицом благодарность и внимание. А ну, как придут проверяющие на пост да не только часового проверят, но и его обыщут? Что сказать? Нашел? Допустим, поверят. Но часы-то идут и время показывают правильное. Что идут, еще можно как-то объяснить – сам, мол, завел. А точное время выставил кто? Тоже сам? По солнцу над ольхой? Или сорока подсказала? Если б лежали отдельно, можно сказать, что мои часы, давно нашел, еще летом или даже раньше. А так… Ой, голова-дырка… Тут можно не только себя загубить, но и дело завалить, людей подвести.

Не раз укорил себя за ослушание, а часового за словоохотливость. Стал уже присматривать место, куда в случае опасности можно скинуть пакет. Но как скинуть?.. Просто так в сторонку не отбросишь. Значит так… Отъехать за обочину… там как бы поскользнуться… или лыжа подвернулась… упасть лицом вниз… быстро вытащить пакет и, поднимаясь, пока еще не поднялся, под собой вдавить в снег. Может быть заметно… А нет, ничего, если аккуратно, руки не растопыривать, то не должно быть видно. Пожалуй, выгорит. А потом?.. Как потом забрать под носом у часового? Не заберешь никак…

Вот влип так влип. Вот дурная голова, вечно покоя не дает. На будущее наука – не своеволь. Не дураки операцию разрабатывали и линию поведения отрабатывали.

Наконец наставник закончил поучение.

Микко поблагодарил за науку и попрощался.

– Всего доброго, – попрощался и охранник. – Хювяя пойка.

Наутро забежал Витька Регонен:

– Пошли с трамплина прыгать!

– Некогда. Дома работы много. Юлерми ведь нет.

В деревне много говорили о предстоящем наступлении русских. И, похоже, военные власти всерьез готовились к нему. Юлерми, и так не часто ночевавший дома, теперь вовсе исчез. В числе нескольких других жителей Киеромяки, владельцев лошадей, мобилизовали его на извоз.

К середине дня ситуация не изменилась – никто ребятишек от сарая не гнал.

А к трамплину хотелось. Ой как хотелось! Смотрел и то восхищался:

– Ух ты! Арвид Халонен молодец, метров пять пролетел, не меньше! А Мишка Кауппанен… Ну, что же он делает… Отталкиваться надо… прыгать! – шепотом подсказывал Микко. – Прыгать, а не съезжать с трамплина!

И сам, увлекшись, отталкивался и подпрыгивал, хотя был не на трамплине, а во дворе и в одних только валенках, без лыж.

К вечеру, когда ребята разошлись по домам, выбрал момент, быстро и незаметно отнес пакет, спрятал под кровлей сарая. Наметил место для наблюдения.

Через несколько часов после того, как во всех домах, кроме караулок по концам деревни, погасли огни и после того, как кукушка на ходиках двенадцать раз отворила свое оконце и возвестила полночь, Микко оделся потеплее и на секунду остановился перед выходом.

«Легенда такая. Дома одному страшно, пошел к кому-нибудь ночевать. К Ирме, например, или к Эркки Маслову. Если патруль встретится по пути туда». В Киеромяки действовал комендантский час и с десяти вечера до шести утра передвижение без пропусков было запрещено: «Если прихватят на обратном пути, то ни у Эркки, ни у Ирмы света не было, а будить их не решился. Тут проще. Но вот сарай… Если застанут в сарае… Испугался, что заберут, и спрятался? Хлипкое объяснение. Если ни в чем не виноват, то зачем прятаться… А что еще придумаешь?.. Просто испугался и все». Поприкидывал и так, и этак, но другого объяснения не находилось. «Ладно, может, обойдется. Риск – благородное дело. Должно обойтись». Пальто на нем везучее, в этом пальто все разведмероприятия проходил удачно. Пожелал сам себе удачи – без пожелания удачи идти нельзя – и вышел из дома.

«Когда петухи на насест, а усердные спать, тогда лодыри за работу», – вспомнилась ему карельская поговорка, которой бабушка Лиза корила Микко за его стремление отложить прополку грядок на потом.

Легкая лихорадка или, как Микко называл это состояние, мандраж, проявилась в районе грудины. И легкий зуд по коже. Это не было страхом, скорее это можно назвать волнением. Видимо, такое же волнение испытывают актеры перед выходом на сцену, а спортсмены – перед стартом.

Четыре его чувства обратились в некое звериное чутье: казалось, он видел, слышал и обонял не только природой назначенными на то органами, но и кожей, и осязал на расстоянии. Открылся, как он сам это в себе называл, «шестой нюх».

Скрип снега под ногами у часового в конце переулка. Краткие и негромкие, похожие на команды реплики у выезда из деревни. Голоса слышно, но слов не разобрать. Может быть, проверка постов? Тогда и того, в переулке, пойдут проверять, можно нарваться на них.

Нет, хлопнула дверь, голоса смолкли, в караулку ушли. Все затихло.