И отступил страх, и некто черный и страшный, чье присутствие ощущал Миша, удалился, исчез. На душе стало легче.
И, вроде бы совсем не к месту, вспомнил, как осенью сорок первого ночевал в хлеву, в единственном уцелевшем строении в деревне, после того, как она несколько раз перешла из рук в руки. Проснулся от боли. В ногу, в икру, по-бульдожьи вцепилась тощая голодная крыса и пыталась отгрызть кусок мяса. Еле оторвал ее от ноги. Но и оторванная от ноги, она не унималась, царапалась и пыталась хватить его зубами за руки. Не успокоилась, пока не задушил. А место укуса пришлось, раскалив на костре железку, половинку дверной петли, найденную на пепелище, – прижечь.
И Микко тихонько улыбнулся, вспомнив, как он после прижигания исполнял вокруг сарая «танец бегущего дикаря» – то бежал на двух ногах, то подпрыгивал на одной, здоровой, подвывая при этом и кляня крысу. И не один круг, пока не притихла боль от ожога.
Съел тушенку. А рыбу только поковырял – есть хотелось, но отученный от обильной еды желудок перекармливать опасно. И неизвестно, когда к своим попадет и когда удастся найти еду. Надо поберечь. Выпил через край заливку, пригнул крышку и положил банку в торбу.
Пора. Загасил костер, засыпал его снегом. Глотнул из фляжки «на посошок», прикинул, куда бы спрятать…
Йорма вдруг предстал перед глазами. На полу. Мертвый. В крови. Рейно, Петри, другие подчиненные Йормы. Тоже мертвые, тоже в крови.
«Ну почему… почему и хорошие люди врагами бывают?!» Но не было ответа на этот вопрос. Не находился.
Глотнул еще раз и взял фляжку с собой. Засомневался, а вдруг опять волки, хорошо бы пистолет взять. Но вспомнил гауптмана и солдата, ударившего его прикладом. Эти опаснее волков. Идти ему не только лесом, и если схватят с пистолетом, то не посмотрят, что финн и финского полковника племянник. Сразу гестапо и расстрел. Восстановил «контрольки», перекинул торбу через плечо. Выбравшись, заколотил окно и направился дальше, к линии фронта.
Поздно вечером, уже высветился на небе тоненький и мутноватый, изогнутый вправо серпик только что народившейся луны, Микко остановился у стога. Выдрал нору чуть не до середины, надо поглубже укрыться, погода портится, по насту змейками бежит поземка. Втащил за собой часть сена, закрыл вход. Подбил сено под собой, ободрал над лицом, чтоб травинки не кололись, устроился поудобнее. Достал из торбы фляжку, отвернул пробку, ладонью согрел горлышко и сделал глоток. Втянул воздух носом – как хорошо пахнет сеном.
…Зимние каникулы. Бабушке Ксении возят сено. Звенящее, ароматное. Миша взбирается на балку, на которую опираются стропила сеновала, и прыгает оттуда, утопая в сене по шапку. И со смехом выкарабкивается из провала, весело ему. Бабушка ворчит:
– Собьешь сено, корова есть не станет, молока не будет, – но из сеновала не гонит.
…Сенокос. Запах свежескошенной травы. Этот запах Миша любил больше всех других запахов. Алые капельки срезанной косой земляники. Спелые, ароматные ягодки сами тают во рту. И на языке долго помнится их вкус. И хочется еще.
…День к вечеру. Только что прошла гроза. На небе невысокая, но яркая радуга. Под ней такая же зелень травы на полянке или, как Бабаксинья говорила, на пожине – перед домом. Хорошо летом. Лето он любил больше всякого другого времени года и даже мечтал пожить в жарких странах, где всегда лето. И надеялся, когда станет капитаном дальнего плавания, то обязательно устроится на такую работу, чтобы все время ходить в теплые моря.
Сделал еще глоток. Достаточно, завтра нужна не больная голова. Убрал фляжку в торбу, повернулся на бок и под шорох и попискивание мышек-полевок быстро уснул, будто во тьму провалился.
Бабаксинья подвернула ногу, ходит с клюкой и говорит: «На коне езжу». Не привыкшая к ней, часто забывает, куда поставила. И сейчас ей нужно идти на двор, а без клюки не выйти.
– Мишанька, внучок, не видал, куда мой конь ускакал?
Миша поворачивается, чтобы найти бабулиного «коня», и видит Репку, котика бабушки Лизы. Но это его вовсе не удивляет.
Репо[34]
, так назвала бабушка Лиза котенка по-фински и за окрас, и за ласковый характер, Микко из созвучия звал его по-русски Репа или Репка. Его забавляло, что «репо» по-фински означает зверя, а «репа» по-русски – овощ, но то и другое звучит почти одинаково и отображает одно и то же – рыжий цвет.Репо, он же Репка, полугодовалый котенок, неутомимый игрун и озорун. Нет, правильнее сказать, – не озорник, а шалун. И очень ласковый.