– Ну, знаешь ли, уж больно ты скор. Ясно, что нужны ещё знания о способах охоты и много других знаний, – стал оправдываться Демьян.
– Которые были накоплены многими поколениями наших далёких предков в их суровой борьбе за жизнь, – мгновенно отпарировал Заломов. – Заметь, каким жалким существованием обеспечивал первобытных людей их божественный разум в течение бесконечно долгих тысячелетий. Подумай о бесчисленных паразитах, о постоянной угрозе голода, о необходимости спать, где придётся, рискуя попасться в лапы львов и леопардов. Ответь мне, Дёма, почему люди так прискорбно долго оставались безграмотными дикарями? Что им мешало, по меньшей мере, на тридцать тысяч лет раньше, приступить к выращиванию пшеницы, лепке горшков и созданию письменности?
Заломов явно стремился сокрушить противника, но никогда не сдающийся Демьян снова прибег ко всеспасительному аргументу:
– Дорогой Слава, нам не дано постичь всей глубины божественного промысла. Вероятно, Творец, внимательно следил за жизнью первобытных людей и, видя их страдания, временами сообщал им какие-то важные знания.
– Вот и получается, дорогой Дёма, – заговорил Заломов тоном теледиктора, читающего правительственную ноту, – что нашего сверхмощного разума самого по себе маловато. Нужно ещё вдувать в него в нужные моменты нужные знания. И странно, почему Творец вдувал дополнительные знания в головы далеко не всех народов. Почему он оставил прозябать в дикости, грязи и убожестве несчастных аборигенов Австралии, Амазонии, Тасмании, Суматры, Новой Гвинеи, Таймыра, Камчатки и прочих многочисленнейших миров, затерянных за морями, горами, лесами и снегами? Поведай мне, Дёма, чем же перечисленные мною дети природы не потрафили твоему Демиургу-Пантократору? Али они не страдали? Али грешили больше европейцев и китайцев?
Спор был завершён, победа Заломова казалась несомненной, но тут подал голос третий участник встречи. Лицо Лёхи напряглось и порозовело. Было видно, ему тяжело говорить, но он всё-таки выдавил из себя:
– Владислав, вы так яро защищаете атеистический дарвинизм, будто твёрдо знаете, что того Творца нет и никогда не было.
Неожиданное выступление Стукалова на стороне Демьяна обозлило Заломова, и незаметно для себя он перешёл с Лёхой на «ты».
– Алёша, а каково
Стукалов достал из своего объёмистого чёрного портфеля беломорину, не спеша закурил и с широкой детской улыбкой ответил:
– Да у меня, Владислав, собственно, и нет никакого мнения. Уже много веков люди задают себе этот вопрос, однако однозначного ответа до сих пор так и не получили. Так что существование Бога нельзя ни доказать, ни опровергнуть.
– Не следует ли из твоих слов, Лёша, – атаковал Заломов нового противника, что ты на пятьдесят процентов атеист, и что на проблему бытия Господа Бога тебе попросту наплевать.
Странно, что такой резкий выпад ничуть не взволновал Стукалова. Он подчёркнуто доброжелательно смотрел на Заломова и даже улыбался. Зато реакция Демьяна была впечатляющей. Он побледнел, и губы его задрожали от благородного негодования.
– Не богохульствуй, Слава! Как у тебя даже язык-то повернулся сказануть этакое?
– Господи! – не сдержался Заломов, – и это я слышу от человека, посвятившего себя изучению эволюции!
Тут в разговор снова включился Лёха.
– Видите ли, Владислав, Дёмкин шеф, доктор Кедрин, стоит на том, что теория эволюции – просто увлекательная игра, где люди пытаются, как на схоластическом диспуте, провести доказательство заведомо недоказуемых положений. Помните забавные споры средневековых богословов по проблемам типа, сколько чертей может уместиться на кончике швейной иглы? Примерно так же, по мнению Аркадия Павловича, всё обстоит и у современных эволюционистов. Некоторым спорщикам удаётся продержаться на своих позициях подольше, некоторые менее успешны; но, что характерно, в эволюцию играют лишь в стенах помещения, где проходит диспут. Когда же так называемый эволюционист покидает дискуссионный клуб, он становится кем угодно, но чаще всего простым обывателем, а порою и незарегистрированным православным. – И уже вполне окрепшим голосом Стукалов заключил: – А вы, Владислав, просто фанатик какой-то. Почему вы так волнуетесь? Вы защищаете гипотезу Дарвина с таким рвением, будто отстаиваете постулаты веры.
– Ох, ребята, – простонал Заломов, – вы меня, кажется, вконец доконали. Да как же можно из теории эволюции игру делать? Чёрт побери, Лёша, так ответь наконец: произошёл человек от каких-то бессловесных обезьян или нет?
– По гипотезе Дарвина, произошёл, – губы Стукалова растянулись в добрую, можно сказать, ласковую улыбку.
Странно, но сама эта Лёхина вежливость почти разъярила Заломова. Несколько секунд он молчал, стиснув зубы. Наконец, немного успокоившись, ледяным тоном спросил:
– А как же всё было на самом деле?
Но даже этот поставленный ребром вопрос ничуть не смутил Лёху. Его улыбающееся лицо по-прежнему источало участие и доброту.