– О, нет, Слава, вот тут ты не прав… Есть ещё одна сила, ещё одна власть, – выдавил из себя Лёха и замолчал, явно не решаясь переступить какой-то барьер. Наконец он резко встал, шагнул к окну и стал говорить, глядя на унылые сараи и кучи лабораторного хлама на заднем дворе Института:
– Зимой этого года я был на школе по молекулярной биологии в Звенигороде под Москвой. Там нам, молодым учёным из ведущих научных центров Союза, читали лекции по разным областям генетики, биохимии и биологии развития. И кто же были у нас лекторами? Я был поражён. Фактически, все они оказались евреями! Как ты объяснишь эту странную диспропорцию? Бывалые люди сказали мне, что доминирование евреев наблюдается во всех областях биологии и не только биологии. А один очень авторитетный чиновник от науки даже уверял меня, что у нас в стране примерно восемьдесят процентов ведущих учёных – евреи. Да и в искусстве, и в журналистике, и в кино, и на радио творится, фактически, то же самое. Я уж молчу о разных начальниках и начальничках в магазинах, на рынках, складах, базах и вообще повсюду, где пахнет деньгами. А ведь доля еврейской народности в населении Советского Союза составляет всего-то около одного процента. Таковы факты, Слава, и неважно, нравятся они тебе или нет!
Лёха повернулся к Заломову, и тот отметил, что на лице драгановского любимца появился лёгкий румянец.
– Может быть, евреи немного умнее? – с робкой улыбкой спросил Заломов и, подумав, добавил, – или, может быть, они немного лучше воспитаны?
– А, может быть, всё-таки они
– В каком это смысле «организованы? – переспросил Заломов. – Наверное, ты имеешь в виду, что евреи стараются воспитать своих детей более дисциплинированными, более расчётливыми, и, стало быть, более подготовленными к неизбежной встрече с антисемитизмом?
Тут Лёху окончательно прорвало. Большими шагами он пересёк свой просторный кабинет и вдруг распахнул и захлопнул дверь фотобокса с такою силой, что ключ вылетел из скважины, а со стены бокса посыпались куски отсохшей белой краски. Затем он вплотную подошёл к Заломову и, глядя ему в глаза, громко и быстро проговорил:
– Владислав, ну что ты ходишь всё вокруг да около? Евреи лучше организованы потому, что у них есть сильная организация с сильным центром, и цель этой организации – пролезть во все тёплые щели, проникнуть как можно выше и глубже в систему управления экономикой и общественным мнением. Короче говоря, их цель – поставить под контроль все важные позиции в нашей стране и не только в ней.
– Ну и где же, по-твоему, находится их центр? Едва ли в Кремле. Ведь во всех госучреждениях отдел кадров зорко следит, чтобы еврейский процент не превысил определённой величины.
Эти слова Заломова слегка успокоили Стукалова.
– Вот, Слава, ты сам, фактически, и ответил. Их центр, конечно же, за границей, в Израиле или в США, а у нас действует мощная, хорошо проплаченная и глубоко законспирированная сеть многочисленных локальных еврейских центров, которые получают инструкции из-за кордона.
– И кто же возглавляет эти подпольные центры? Уж не подпольные ли раввины разных рангов? – спросил Заломов с кривой усмешкой, вспоминая вчерашний пьяный вздор Драганова.
– Зря смеёшься. Егор Петрович считает, что в каждом академическом институте есть свой раввин.
– И кто же раввин у нас?
Этот вопрос поверг Стукалова в замешательство. Ему хотелось ответить, но он не решался. И всё-таки тщеславие человека, приближенного к высшим сферам, взяло верх.
– Услышишь – не поверишь, – Лёха растянул свои толстые губы в милую, застенчивую улыбку. – Шеф откуда-то знает, что это твой хороший знакомый – обаятельный и загадочный Аркадий Павлович Кедрин.
Заломов был потрясён. Душа его оказалась во власти сразу двух эмоций – ярости и ужаса – и эта кошмарная смесь сковала ему язык. На миг ему почудилось, что он насильно помещён в психушку, что вокруг него одни сумасшедшие – и пациенты, и санитары, и врачи. Но такое эмоциональное напряжение не могло длиться долго. Спустя несколько секунд сознание Заломова прояснилось, и он снова обрёл божественный дар членораздельной речи.
– Ну что ты несёшь, Лёшка? Да вы все тут с ума посходили! В каждом нестандартном человеке вам мерещится еврей, а если тот человек талантлив, так он вырастает в вашем воображении аж до раввина. Может быть, и я для вас подпольный еврей?
Румянец на щеках Стукалова окончательно сошёл на нет. Удерживая улыбку честного человека, он ответил:
– Господи, какой же ты еврей, Слава? Посмотри в зеркало.
– Внешний вид обманчив. Ты рискуешь ошибиться.
– О, нет, Слава, в данном случае я нисколько не рискую. Ты же в нашей лаборатории, а это значит, что шеф уже давным-давно перетряс всю твою родословную и даже архивы твоих предков просмотрел, если, конечно, нашёл. Все мы тут, старик, отборные и отобранные. Так что можешь гордиться своею кровью.
Стукалов сел в кресло и, казалось, окончательно успокоился.