Человек, обманувший дьявола. Неполживые истории

– Водитель, – с обидой в голосе поправил водила. – Шофером никогда водителя не называют. Ты еще «автолюбитель» скажи…

Тёмка примирительно засмеялся. Внезапно ему очень захотелось ссать.

– Слушай, – попросил Костыльков, – ты не мог бы тут встать? Отлить надо…

Водитель хмыкнул.

– Не надо, – сказал он. – Тут люди сердитые.

Словно в подтверждение этой мысли в борт машины что-то ударило. Судя по звуку, не камень – скорее снежок. Выходить расхотелось. Кто-то запустил еще один снежок вслед, тот несильно бумкнул о багажник.

В машине было тепло, даже жарко. Тёмка расстегнул куртку.

– Развилочка, – бормотал под нос водила, – развилочка тут… Как бы в пробку не встать… нарушить придется…

– Может, не надо нарушать? – спросил Костыльков. Он боялся людей в форме и связанных с ними проблем.

– Да фигня, – отмахнулся водила, – не первый раз… Вот свернуть куда, не помню. Первая, третья…

– Третья что? – не понял Костыльков.

– Осевая, – непонятно сказал водитель, выкручивая руль влево. – Ладно, плюс-минус… Ща глянем, на каком мы свете. – Он опять выкрутил радио на полную и начал переключать каналы.

Салон заполнил низкий мужской голос, который, глумясь, перекрикивал кривой, бесноватый музончик. Услышав его, Костыльков вздрогнул: это было что-то очень знакомое – и очень чужое.

Прислушавшись, Тёмка начал разбирать слова.

…и замутит-закрутит хуйня:
На рассвете полюбят меня,
Но высокая стоимость дня-я-я
Зовет меня в ночь,
Зовет меня в но-о-очь! —

музычка, и без того похабная, подъелдыкнула певцу каким-то совсем уж неприличным звуком. «В хрен, что ли, свистнули?» – подумалось Тёмке.

– Первый нью-йоркский альбом, – сообщил водитель, прикручивая громкость. – Злой он там стал… Погодь, – подозрительно покосился он, – у вас Цой жив?

– Цой жив, – механически ответил Тёмка.

– Ага, – чему-то обрадовался водила, – значит, правильно едем.

Машину тряхнуло. Радио внезапно заткнулось.

– Быстренько, – озабоченно сообщил водила и рванул так, что у Костылькова перехватило дыхание. По бокам полыхнуло разноцветным неоном. Магнитола разразилась длинной тирадой на английском, поперхнулась, умолкла. Внезапно в динамике заверещали как резаные какие-то скрипки.

– Я же говорил, срежем, – довольно сказал водила, выруливая на Тверскую из какого-то малозаметного переулочка. – Ну, куда тебе?

– Круто. Да где-нибудь здесь, – сказал Костыльков, отсчитывая сорок долларов зелеными десятками. – Спасибо.

– Удачи, – отозвался водила, уже думая о чем-то своем.

Вытряхнувшись из салона, Костыльков застегнулся и потряс головой. В голове стоял легкий туман, непонятно отчего – кажется, у Олежека он лишнего на грудь не брал, солонка с водкой не в счет. Наверное, разомлел от тепла, подумал он, решительно встряхнулся и двинулся вверх по Тверской.

Было светло от фонарей и рекламы. Сверху мусорило снежными паутинами. Тверская, несмотря на время, казалась полупустой. По левой полосе тащилась оранжевая мусорка, по правой, рядышком, неспешно ехал «гелендваген», за спиной которого бибикала, изнывая, малиновая «хонда». Все вокруг было знакомо, привычно и ненавистно, как изжога после порошкового кофе.

«Куда бы завалиться?» – прикидывал Тёмка. Можно в «Бункер». Там рядом еще японское заведение – этот, как его, «Сад камней». Еще был какой-то пивняк, но он в переулке. И наверняка забит. Вечер пятницы как-никак. Везде ломы народу и негде встать, не говоря чтоб сесть.

Он остановился перед огромным рекламным щитом, подсвеченным изнутри. Блондинка с большой грудью держала мобильник и смотрела на него как на шоколадный торт. Присмотревшись, Костыльков увидел, что мобильник – та самая навороченная «моторола», та самая, которую пытался всучить ему Сухарянин.

Тёмка подумал о рекламщиках. Можно отменить что угодно, кроме инстинктов. Инстинкты отменить нельзя. На девушку с большим выменем мужики все равно будут смотреть, даже понимая, что это замануха, чтобы продать дурацкую железку. Универсальный соус для любых продаж. Сволочи они все-таки.

Пройдя еще немного, он остановился около входа в «Елисеевский», откуда шел приятный глазу неяркий свет. В принципе, можно было бы зайти: сумма на руках позволяла отовариться по-взрослому. Однако это противоречило исходному плану – бухнуть в кабаке. Чуть подумав, Костыльков отдал предпочтение начальной идее и направился к «Бункеру».

Костыльков подумал, что у него совсем не осталось русских денег и надо бы найти обменку и купить рубли. Потом вспомнил, что у него еще лежат в загашнике три тысячи, на всякий случай. Самое время их проесть, а там видно будет.

Он перешел Козихинский и направился было в «Бункер», но в последний момент решил зайти в «Сад камней». Он давно не ел японщины и был в принципе не против освежить впечатления.

В «Саду» все было как в обычных московских едальнях с восточным колоритом. Народу было достаточно, но не битком. Тёмка удачно оккупировал маленький столик у окна, устроился в кресле – они были широкие и удобные – и приготовился ждать официантку.