Человек, обманувший дьявола. Неполживые истории

Никитич длинных разговоров вообще не жалует, да я все равно не понял бы половину того, что он говорит словами. Зато он может «укласть у голову розуменья». Когда я только начинал служить, Никитич таким способом укладывал мне в голову длиннейшие списки покупок и всяких мелких дел. Зато когда он озаботился моим материальным благосостоянием, то колдун несколько раз оставлял у меня в голове неплохие идеи. Например, программку-органайзер для айфона, с которой мне до сих пор капает денежка, я написал после визита к Никитичу – за четыре часа транса. Были и другие случаи. В общем, если Никитич сказал, что я что-то «ведаю» – значит, так оно и есть. Нужно только зацепить краешек знания, и оно само развернется.

Но на этот раз именно этот самый краешек почему-то не цеплялся. Я напряженно думал о лопате. В голове ничего не отзывалось. Я пытался представить себе, как копаю, – тоже ничего. С тоски я стал вспоминать ту самую музыку, с барабаном и флейтой – но вместо этого в голову упорно лезла какая-то мелодия Свиридова. Я расстроился и чуть было не пропустил поворот на нормальную дорогу.

Домой я вернулся засветло и успел еще заехать в «Седьмой континент», где купил охлажденную говядину, бельгийское пиво, средство от комаров (его зачем-то затребовал Никитич – явно не для себя, на его участке комаров не бывает) и зубную нить. В последний момент, уже у кассы, я зачем-то цапнул томик фэнтези, что-то про «темных эльфов». Совершенно не моя литература, но, может, Луська возьмет.

Дома я помылся и занялся готовкой. Сначала сделал себе яичницу и сожрал ее, запивая холодным пивом. Потом совсем было решил заняться говядиной, но после яичницы это было уже как бы и незачем. Помылся – без удовольствия, просто чтобы чем-то заняться. Работать не тянуло совершенно, то есть вообще. Все прочие занятия, которыми я обычно пытаюсь заполнить вечер после визита к Никитичу, тоже не задавались.

В общем, все симптомы были налицо, и я снова позвонил Лусе.

* * *

– Ну и дальше чего? Кто сделал ту лопату? – Луська Атлипецкая забилась в кресло, подобрав тощие ноги. На коленке багровела здоровенная ссадина – похоже, она опять гоняла на скутере.

– Дальше-дальше, – вздохнул я, пытаясь хоть как-то устроиться на заваленной книгами кушетке. Гора замусоленных словарей, переложенная кипами расползающихся корректур, опасно дрогнула и попыталась было стечь на пол, но я вовремя вскочил и предотвратил падение.

– Ты не сиди там, – скомандовала Луська. – Иди пока сюда. Пойду кофе тебе сварю с коркой апельсинной.

Я смущенно поблагодарил и послушался, потому что спорить бесполезно: если уж Луся что-то собралась сделать, она это обязательно делает. Она это объясняет литвинским норовом, хотя мне это больше напоминает некрасовские стихи про русского мужика, которому уж если втемяшится в башку какая блажь – колом ее оттудова не выбьешь. Луське вот тоже втемяшилось в голову несколько дурацких идей. Например, та, что я – не ее мужчина. Все попытки ее переубедить успеха не имели, хотя и отношений не испортили. Будем надеяться, что и не испортят, потому что попытки будут.

Если честно, я сам не понимаю, что в ней нашел. По всем раскладам, она совсем не моя женщина и уж точно не мой эротический идеал. Пятьдесят четыре килограмма костей, кое-как обтянутых смугловатой кожей, плоскость на месте сисек и полное отсутствие задницы, жиденькие серые волосенки, серые глаза, тонкие губы – бр-р-р. К тому же она вообще не очень любит мужчин, это мне рассказал пьяный Стэц перед отъездом в Воронеж. Мне хотелось его убить. Вместо этого я подливал ему водки. До сих пор помню, и до сих пор тошно.

Чтобы отвлечься от воспоминаний, я стал рассматривать Луськину комнату. Как всегда, в ней царил хаос. На подоконнике – сломанная кофеварка Nespresso, две грязные чашки, сливочник, принтер и зачем-то рулон туалетной бумаги. Со шкафа свешивалась какая-то недошитая Луськой эльфийская тряпка – что-то вроде мантии, перешитой из занавески. Под шкаф был задвинут маленький музыкальный центр и несколько книжек. На пыльном телевизоре стояли три разноцветные чайные чашки с белыми нитяными хвостиками от пакетиков – я был готов поспорить на что угодно, что одна была сегодняшней, вторая вчерашней, а третья позавчерашней. Книжная полка, которую когда-то присобачил к стене Стэц, была уставлена сверху стаканчиками для карандашей и фломастеров, стопками сиди-дисков и бетакамовской кассетой с наклейкой «Стары Ольса 2009».

А на полу, прямо передо мной, лежал обложкой кверху англо-норвежский словарь. Я его поднял, убедился, что он открыт на слове «butch», это мне показалось глупым и несправедливым.

Из кухни донесся ультразвуковой вопль Луськи. Я вскочил, и тут появилась она сама, с виноватой мордочкой и дымящейся джезвой в руках.

– Я на зажигалку наступила, – сообщила она, страдальчески морщась. – И твой кофе пролился немножко.

– Какую зажигалку? – не понял я.

– Зеленую, – кротко, снисходя к моей недогадливости, сообщила Луська.