Человек по имени Как-его-там. Полиция, полиция, картофельное пюре! Негодяй из Сефлё

– Да, – сказал Монссон. – Почему бы и нет?

– Отлично. Потом будет легче разговаривать. Открой комод и возьми с верхней полки две чистые простыни. Я запру входную дверь и вымоюсь. Брось грязное белье в корзину вон там.

Монссон взял свежие простыни и застелил постель. Потом сел на кровать, выплюнул на пол свою зубочистку и начал расстегивать рубашку.

Она прошла через комнату. На ногах у нее были шлепанцы на деревянной подошве, через плечо переброшено полотенце. Насколько он смог заметить, у нее не было шрамов на руках и бедрах, а также каких-либо особых примет на теле.

Принимая душ, она пела.

29

Телефон зазвонил в три минуты девятого, в пятницу, двадцать шестого июля. С самого утра стояла сильная жара. Войдя в кабинет, Мартин Бек сразу же снял пиджак и начал подворачивать рукава рубашки. Он поднял трубку и сказал:

– Бек слушает.

– Это Монссон. Привет. Я нашел ту женщину.

– Отлично. Где ты сейчас находишься?

– В Копенгагене.

– Что тебе удалось выяснить?

– Довольно много. Например, Олафссон был здесь седьмого февраля вечером. Но по телефону рассказывать слишком долго.

– Тебе, наверное, стоит приехать к нам.

– Да, я тоже так думаю.

– Ты можешь взять с собой женщину?

– Думаю, она вряд ли согласится. К тому же в этом нет необходимости. Я уже с ней побеседовал.

– Когда ты нашел ее?

– В прошлый вторник. У меня хватило времени на разговоры с ней. Я сейчас поеду в Каструп и первым же рейсом вылечу в Арланду[47].

– Хорошо, – сказал Мартин Бек и положил трубку.

Он задумчиво поглаживал подбородок. Монссон явно чего-то недоговаривал и к тому же сам, добровольно, вызвался приехать в Стокгольм. Наверное, он в самом деле кое-что обнаружил.

Монссон приехал в управление на Кунгсхольмсгатан в час дня, загорелый, спокойный, в хорошем настроении. Одет он был довольно легкомысленно: сандалеты, брюки цвета хаки и клетчатая рубашка навыпуск.

Женщины с ним не было, однако в руке он держал кассетный магнитофон, который поставил на стол. Потом огляделся вокруг и сказал:

– Ого, сколько вас… Привет! Добрый день.

Он позвонил из Арланды полчаса назад, и за это время в кабинете успели собраться все известные ему детективы: Хаммар, Меландер, Гунвальд Ларссон, Рённ. Плюс группа поддержки с Вестберга-алле: Мартин Бек, Кольберг и Скакке.

– Вы что, решили устроить мне овацию?

Мартин Бек отвратительно себя чувствовал, когда оказывался в толпе. Его поражало, как удается Монссону, который был на два года старше его, выглядеть таким уравновешенным и довольным.

Монссон положил ладонь на магнитофон и сказал:

– В общем, так. Женщину зовут Надя Эрикссон. Ей тридцать семь лет, и она скульптор. Родилась и выросла в Арлёв, но больше десяти лет живет в Дании. Арлёв – это деревушка под Мальмё. Сейчас мы послушаем, что рассказала эта женщина.

Он включил магнитофон. Мартину Беку показалось, что в записи голос Монссона звучит как-то странно.

– Беседа с Анной Дезире Эрикссон, родившейся шестого мая тысяча девятьсот тридцать первого года в Мальмё. Скульптор. Не замужем. Известна как Надя.

Мартин Бек навострил уши. Рённ совершенно отчетливо хихикнул, но Беку послышалось и хихиканье Монссона, зафиксированное магнитофонной лентой. Впрочем, Монссон тут же продолжил:

– Вы не возражаете, если я попрошу вас повторить все то, что вы рассказали мне о Бертиле Олафссоне?

– Нет, конечно. Погодите секундочку.

Женщина говорила с характерным для провинции Сконе акцентом. Голос у нее был низкий, четкий и резонирующий. На ленте слышались какие-то шорохи. Потом Надя Эрикссон сказала:

– Я познакомилась с ним почти два года назад, в сентябре тысяча девятьсот шестьдесят шестого года, а в последний раз мы виделись в начале февраля этого года. Он приезжал сюда регулярно, как правило в начале каждого месяца, и останавливался на один-два дня. Иногда на три, но не больше. Обычно он приезжал пятого и уезжал седьмого или восьмого. В Копенгагене он жил у меня и, насколько мне известно, никогда в других местах не останавливался.

– А почему он приезжал с такой регулярностью?

– Он был обязан соблюдать что-то вроде расписания. Приезжал всегда из-за границы, обычно через Мальмё. Иногда он мог прилететь самолетом или приплыть на одном из паромов с континента. Здесь он останавливался на пару дней. Он приезжал сюда, чтобы с кем-то встретиться, и должен был делать это раз в месяц.

– Чем занимался Олафссон?

– Он называл себя бизнесменом. В некотором смысле он им и являлся. Воры ведь тоже бизнесмены, разве не так? За первые шесть месяцев нашего знакомства он ничего не сообщал о том, чем занимается или откуда приехал. Однако потом разговорился. Тут-то все и выяснилось. Оказалось, он относится к тем людям, которые просто не способны держать язык за зубами. Он был хвастливым. Я не любопытна и никогда не задавала ему никаких вопросов. Думаю, именно поэтому ему хотелось поговорить. Мое молчание приводило его в бешенство. Не знаю, стоит ли обо всем этом… О боже, ну и жара…

Монссон перекатил во рту зубочистку, без всякого стеснения почесал в паху и сказал:

– Сейчас будет небольшая пауза. По техническим причинам.