Человек по имени Как-его-там. Полиция, полиция, картофельное пюре! Негодяй из Сефлё

– Очевидно, нет. Похоже, он настоящий дьявол. Судя по всему, он меняет паспорта, имена и гражданство чаще, чем нижнее белье, и у них до сих пор нет против него надежных доказательств.

– Описание имеется?

– Да, но тут не так все просто. Они прислали одно, но говорят, не совсем точное. Очень мило с их стороны. Ага, вот оно. Так, возраст около тридцати пяти, рост метр семьдесят пять, вес шестьдесят пять килограммов, черные волосы, хорошие зубы, погоди… это по-французски и у меня не было времени перевести… густые прямые брови, слегка крючковатый нос с маленьким, едва заметным шрамом на левой ноздре, других физических дефектов или особых примет не имеется.

– Да, это описание хорошо подходит к Ласалю. Они, естественно, не знают, где он находится в настоящее время?

– Нет. Я тебе сейчас перезвоню. Мне нужно перевести и записать.

Мартин Бек остался сидеть с трубкой в руке. Положив ее, он вспомнил, что не успел сказать Кольбергу об Эрнсте Сигурде Карлссоне.

28

Монссон приехал в Копенгаген во вторник утром, двадцать третьего июля. Он торопился и поэтому решил воспользоваться паромом на воздушной подушке. Паром назывался «Летучая рыба» и пересекал пролив точно за тридцать пять минут. Точность оказалась его единственным достоинством. В нем болтало, как в самолете, к тому же Монссону не досталось места у окна, откуда, по крайней мере, можно было глядеть на воду.

Если говорить о Дании, то здесь международные связи Монссона были просто на высоте. Он быстро покончил с пограничными формальностями и направился прямо к инспектору полиции Могенсену.

– Привет. Я разыскиваю женщину, но не знаю, как ее зовут.

– Привет, – сказал Могенсен. – Как она выглядит?

– У нее коротко стриженные вьющиеся светлые волосы и голубые глаза. Крупные черты лица, большой рот, хорошие зубы, ямочка на подбородке. Рост примерно один метр семьдесят сантиметров, широкие плечи и бедра, тонкая талия. Сильные короткие ноги и красивые икры. Лет ей приблизительно тридцать пять. Шведка. Наверняка из Сконе, возможно, из Мальмё.

– Звучит восхитительно, – заметил Могенсен.

– Не уверен. Обычно она носит длинные темные свитера и брюки или короткие клетчатые юбки. Любит очень широкие пояса, которые сильно затягивает на талии. Не исключено, что употребляет наркотики. Может иметь связи в кругах, связанных с живописью. Видевшие ее люди говорят, что руки у нее всегда в краске или в чем-то похожем.

– Хорошо, – отозвался Могенсен.

И это было все.

Дружеские отношения между Монссоном и Могенсеном сложились давно. Мужчины познакомились в конце войны, когда Могенсен приехал в Треллеборг из Германии. Он был одним из приблизительно двух тысяч датских полицейских, арестованных гестапо во время большой облавы 19 сентября 1944 года и посаженных в немецкие концлагеря.

С тех пор два инспектора поддерживали контакт, их отношения были неформальными, практичными и полезными для обеих сторон. Могенсен мог выяснить за один день то, на что Монссону понадобилось бы шесть месяцев, используй он официальные каналы. А когда Могенсену требовалось что-нибудь в Мальмё, Монссон, как правило, справлялся с этим за пару часов. Различная скорость поисков объяснялась тем, что Копенгаген в четыре раза больше Мальмё.

У скандинавов, дабы подчеркнуть их хорошие взаимоотношения, принято говорить о сотрудничестве между шведской и датской полицией только в превосходных тонах. Однако на практике это не совсем так, что в некоторой степени объясняется языковым барьером.

Утверждение, что шведы и датчане понимают друг друга при минимуме усилий, бережно лелеют на самых высоких уровнях в обеих странах вот уже много лет. Но это утверждение отражает скорее благие намерения или иллюзии официальных лиц, чем реальность. Или, грубо говоря, является ложью.

Жертвами этой лжи оказались Хаммар и знаменитый датский криминалист, которые были давно знакомы и в течение ряда лет сталкивались на полицейских конференциях. Добрые приятели, они частенько делали широковещательные заявления о том, с какой легкостью изучили чужой язык, и редко удерживались от саркастических замечаний, что любому нормальному скандинаву это вполне по силам.

Так продолжалось до тех пор, пока после десяти лет общения на конференциях и других встречах на самом высоком уровне они не провели совместный уик-энд в загородном коттедже Хаммара, где вдруг выяснилось: давние знакомые не могут понять друг друга даже тогда, когда речь идет о простейших вещах. Когда датчанин попросил одолжить ему карту, Хаммар принес собственную фотографию. Вот тут-то и начался кошмар. Часть вселенной двух полицейских превратилась в черную дыру, и после нескольких часов глупых недоразумений они окончательно перешли на английский и обнаружили, что совершенно не испытывают симпатии друг к другу.