Дигби остановился у пансиона, и, направляясь к двери «Бельведера», я размышлял, что, возможно, был к нему несколько несправедлив. На меня произвело впечатление, как уверенно он разбирался с осведомителем. И если быть честным, стоило признать, что почти все, чего мы добились в нашем расследовании, было именно его заслугой, начиная с идентификации тела и предположения, что это убийство по политическим мотивам, и до сегодняшнего установления главного подозреваемого. Под всем его хвастовством и колониальным бахвальством скрывался, по сути, вполне достойный полицейский. Я не мог понять, почему же он до сих пор был всего лишь младшим инспектором.
В гостиной пансиона еще горел свет. Ужин закончился часа два назад, но, судя по доносившимся до меня звукам, миссис Теббит и часть гостей еще не разошлись. Я заподозрил, что ждут они меня. Наверное, видели новости на первой полосе «Стейтсмена» и хотели сведений изнутри. Я постарался закрыть входную дверь как можно тише и на цыпочках двинулся через холл, надеясь проскочить в спальню незамеченным, как какой-нибудь непослушный школяр, возвращающийся в дортуар после отбоя. Я уже добрался до лестницы, как вдруг дверь в гостиную распахнулась и свет хлынул в холл, очертив безошибочно узнаваемый силуэт миссис Теббит. Казалось, в этой женщине внушительным и грозным было все, даже ее тень.
— О, капитан Уиндем, вот и вы! — вскричала она, словно провозглашая второе пришествие. — Я предполагала, что вы будете работать допоздна, и приберегла для вас холодный ужин. Вы, наверное, очень проголодались.
— Большое вам спасибо, миссис Теббит, — лицемерно поблагодарил я, — но я не голоден.
— Ну же, капитан, вам нужно поддерживать силы. Ведь мы рассчитываем на вас, вы должны защищать нас от мерзких индийцев в эти смутные времена.
На мой взгляд, она прекрасно могла сама себя защитить от индийцев, вне зависимости от их мерзости. И скорее самим индийцам потребовалась бы защита, если принять во внимание габариты этой женщины. Увы, я не видел способа уклониться и от ее угощения, и от ее расспросов без грубости и потому смирился с неизбежным. По крайней мере, меня учили, как обходиться с неудобными вопросами. Улыбнувшись, я прошел вслед за ней в столовую и сел. Она налила мне бокал вина и принесла холодный мясной пирог и несколько кусков хлеба с маслом. Нехитрые блюда. Но зато была надежда, что хотя бы их она испортить не сумела. Когда я разрезал пирог, в столовую забрели Бирн и Питерс, якобы для того, чтобы составить мне компанию. Миссис Теббит налила им обоим по бокалу вина, а себе взяла рюмочку хереса.
— Какой кошмар эта история с Маколи, — проговорил Питерс, не обращаясь ни к кому конкретно.
— Полнейший ужас! — заохала миссис Теббит. — Можем ли мы быть уверены, что нас не убьют в наших собственных постелях!
Я мог бы указать ей на то, что Маколи убили не в его собственной постели, а в пяти милях от оной, в переулке за публичным домом. Но я подозревал, что им это неинтересно, поэтому ничего не ответил и сосредоточился на пироге.
— Это позор, вот что это такое, миссис Теббит, — продолжал Питерс. — Какая наглость! Убить представителя короля-императора, да так хладнокровно, и здесь, во втором городе империи! Да как они посмели, эти проклятые черномазые!
Он продолжал в том же духе еще несколько минут, все больше распаляясь, а миссис Теббит согласно кудахтала.
Потом она обратилась ко мне:
— Пожалуйста, капитан, вы не могли бы рассеять наши опасения?
Я выдал ей обычную чушь: мы делаем все возможное, расследуем дело со всей тщательностью, нажимаем на все рычаги и так далее, но ей, казалось, этого было мало, поэтому в конце я еще добавил:
— Вам совершенно не о чем беспокоиться.
— Это все замечательно, капитан, — возразила она, — но что, если это начало согласованной операции? Если так пойдет, европейцы станут бояться выйти на улицу после захода солнца.
— Ничего подобного не случится, — заверил я. — И потом, вы удивляете меня, миссис Теббит. Такая достойная женщина, истинная англичанка, — вам ли терять присутствие духа от проделок каких-то недовольных индийцев? Вам следует взять себя в руки, мадам.
Это сработало. Я давно заметил, что когда логика бессильна, прямое воззвание к патриотизму нередко оказывает желаемое действие.
— Ой, конечно, что вы, — спохватилась она. — Я не хотела сказать, что…