Он резко проснулся, словно вынырнув из глубокого сна без сновидений на лужайке в летнем саду. Кто-то рядом мурлыкал приятным глубоким голосом старую песню, едва уловимо пахло нагретой на солнце вишней. Несколько мгновений у него ушло на то, чтобы вспомнить, что случилось перед тем, как ему дали наркоз. Воспоминания оказались неприятными, да и действие анестезии, похоже, заканчивалось. Он находился в комнате, которая, как он знал, соседствовала с операционной Роувема и в которой находилась Маргит после своего отравления. Он ощущал, что не может ни повернуть голову, ни разговаривать, поэтому еле слышно поскрёб пальцами по постели.
Услышав, что пациент вернулся в сознание, голос замолк. Запах вишни приблизился.
– С возвращением, – Мирка погладила его по руке. – Больно? Хочешь пить? Сейчас я дам тебе воды и уколю обезболивающее.
Он не мог ничего ответить, поэтому взял в свою руку тонкие и длинные пальцы Мирки и прижал её ладонь к своей груди, прислушиваясь, как стучит его сердце. Он не мог видеть лица Мирки, обрамлённого пушистыми рыжеватыми локонами. Он мог рассмотреть только рукав скромного чёрного свитера, подчёркивающий белизну прозрачно-фарфоровой кожи. С Миркой было хорошо, тепло и спокойно.
– Я немного позабочусь о тебе, пока ты не сможешь заботиться о себе сам.
Он сильнее сжал её руку, желая показать, что вообще не хотел бы отпускать её от себя.
– Мне помогает медбрат, так что не беспокойся, жалкие остатки твоего целомудрия не пострадают от моего присутствия.
С Миркой не было больно. Он подумал о валькириях, женщинах-богатырях, сопровождающих погибших героев в Вальхаллу и прислуживающих им за пиршественным столом, но Мирка расстроилась бы от такого сравнения.
Когда он смог разговаривать, то не узнал свой голос. Ему показалось, что он стал звучать ниже и мягче. Мирка прислушалась и заметила, что существенной разницы не улавливает. И вообще, не собирается же он петь на свадьбах и праздниках? Если бы он мог смеяться, он, наверное, расхохотался бы в ответ.
С Миркой было комфортно. Она в отличие от Маргит не была серьёзной тихоней, она всегда что-то рассказывала, напевала или беззлобно шутила, не требуя ответа или реакции. Она почти никуда не отлучалась, заботясь о нём, развлекая и не давая трогать руками повязки, но это его ни капли не раздражало. Иногда он брал её руку, прижимал к сердцу и шутил, что ему так проще заживлять свои раны. Его новое положение, которое совсем недавно вызывало в нём страх и неприятие, казалось ему не таким уж плохим. Во всяком случае, задуманная Роувемом авантюра имела определённые шансы на успех.
И действительно, выздоравливал он быстро. Через несколько дней, сняв повязки и осмотрев результаты операции, Ро заявил, что помощь Мирки больше не требуется, и она может возвращаться к своим делам.
– Я не могу даже поцеловать тебя на прощание, – сказал он девушке.
– До скорой встречи, Йохан! – рассмеялась та.
– Есть чувствительность? Больно? – спросил Нисан, ощупывая проблемные места.
– После твоего предшественника у меня уже ничего не может болеть, – попытался пошутить он.
– А вот зря, – не понял шутки доктор. – Больно – значит, живой.
Нисан уже долго рассматривал с помощью сканера его лицо и, казалось, остался доволен результатами.
– Значит так, слушай сюда, – распорядился он. – Тяжёлого не поднимать, не драться, не плавать, не бегать…
– Где уж тут бегать, я теперь хромаю.
– Я или Ро позже поправим твоё сухожилие, – пообещал доктор. – Пускай всё остальное сначала заживёт. Спиртного не пить…
– А с женщинами можно?
– Если тебе совсем без женщин нестерпимо, то можно, но женщин не поднимать и с ними не драться. Ты бы нашёл себе достойную барышню, да и женился бы на ней, как положено. Ты вполне ещё молодой мужчина, хорошо выглядишь, на приличной должности. Если чувствуешь, что хватит здоровья, то выбирай молоденькую, если думаешь, что хватит нервов, то ищи ровесницу, а если не уверен ни в том, ни в другом, то найди кого-то посередине… Так, на чём я остановился? Спиртного не пить. Горячую ванну не принимать…
В квартире Йохана всё оставалось таким же, как и в первый день его появления в Мегиддо. Нашлись даже книги, переданные Роувемом для скорейшего изучения языка. Он переоделся и осторожно лёг в постель, стараясь не тревожить больные места. На полке для вещей он заметил нечто необычное, чего здесь не должно было быть. Мужчина встал и снял с полки небольшую рамку с фотографией – на ней была запечатлена девушка в скромном голубом одеянии, оставлявшем частично обнажёнными белоснежные руки. Она сидела на каменном парапете, возвышавшемся над строениями Новой Самарии и смотрела куда-то вправо со спокойным и ожидающим выражением лица.
Он закрыл глаза и представил, как Мирка крутится где-то рядом, напевает, раздевается, ложится рядом в постель…
***