Человек с двумя жизнями. 33 мистические, бьющие в самое сердце, истории о войне

Когда бои ведутся на открытой местности, противоборствующие стороны, которым приходится часами находиться друг напротив друга, часто прижимаются к земле, как к любимой женщине. Строевые офицеры также ложатся на землю, а старшие офицеры, чьи кони были убиты или отправлены в тыл, пригибаются под градом свинца, несущего смерть, забыв о личном достоинстве.

В таких условиях жизнь штабного офицера в бригаде явно «нерадостная», главным образом из-за сомнительной должности и резкой смены положения. Из сравнительно безопасной позиции, которую штатский, пожалуй, назовет «чудом», его посылают с приказом к какому-нибудь командиру, залегшему на фланге, которого поэтому трудно разыскать. Приходится спрашивать солдат, поглощенных другими делами. В дыму и грохоте речь не слышна и приходится объясняться знаками. Обычно в таких случаях адъютанты пригибают голову и бегут на полусогнутых, становясь предметом живого интереса нескольких тысяч восхищенных стрелков. По возвращении… но возвращаются с таких заданий не всегда.

Брейл вел себя иначе. Бывало, он поручал коня заботам ординарца – он любил своего коня – и спокойно шел выполнять опасное поручение, даже не пригнувшись. Его великолепная фигура, подчеркнутая формой, приковывала к себе все взгляды.

Мы наблюдали за ним, затаив дыхание.

Однажды один из наших, порывистый заика, так разволновался, что крикнул мне:

– С-ставлю д-два д-доллара, что его собьют, п-прежде чем он д-доберется до т-того оврага!

Я не принял жестокого пари; я был согласен с сослуживцем.

Позвольте отдать должное памяти храбреца. Во всех тех случаях, когда он без нужды рисковал жизнью, он вовсе не бравировал своей смелостью и после ею не хвастал. В тех немногих случаях, когда некоторые из нас отваживались сделать ему выговор, Брейл мило улыбался и отвечал беззаботно, что, впрочем, исключало дальнейшие разговоры по той теме.

Однажды он сказал:

– Капитан, если когда-нибудь я попаду в беду из-за того, что забуду ваш совет, надеюсь, мои последние секунды скрасит ваш чудесный голос, который прошепчет мне на ухо: «Что я тебе говорил?»

Мы посмеялись над капитаном – хотя почему, мы и сами толком не могли бы объяснить. Тем же вечером капитана разнесло на куски снарядом. Брейл довольно долго сидел рядом с телом и подчеркнуто заботливо складывал куски вместе – посреди дороги, под градом пуль и картечи! Легко осуждать подобную бесшабашность, не очень трудно воздержаться от подражания. Однако такого человека нельзя не уважать. Брейла не меньше любили из-за его недостатка, который проявлялся в героизме. Иногда мы просили его, чтобы он перестал валять дурака, но он продолжал в том же духе до самого конца. Иногда его ранило, но он всегда возвращался в строй, как новенький.

Конечно, в конце концов его настигло возмездие; человек, презирающий закон вероятности, бросает вызов сопернику, который редко терпит поражение. Дело было в Ресаке, в Джорджии, во время атаки, которая окончилась взятием Атланты.

Перед нашей бригадой по полю, вдоль небольшой возвышенности, тянулись укрепления противника. На флангах, в лесу, наши позиции сближались, но открытое поле мы не надеялись занять до ночи, когда в темноте мы могли бы зарыться в землю, как кроты. Наши позиции находились в четверти мили от опушки леса. Мы стояли примерно полукругом, а вражеские укрепления были хордой дуги.

– Лейтенант, передайте полковнику Уорду, чтобы тот подошел как можно ближе и разыскал укрытие. Пусть не тратит боеприпасы на ненужную стрельбу. Коня можете оставить.

Когда генерал отдавал приказ, мы стояли на опушке леса, рядом с оконечностью дуги. Полковник Уорд находился левее.

Очевидно, предложение оставить коня означало, что Брейлу лучше идти более длинной дорогой, по лесу, среди людей. Более того, такой путь был единственно возможным. Идти короткой дорогой, на виду у неприятеля, почти наверняка означало, что задание не будет выполнено.

Прежде чем кто-то успел вмешаться, Брейл пустил коня в поле легким галопом. Над вражескими укреплениями затрещали выстрелы.

– Остановите его, дурака этакого! – закричал генерал.

Один ординарец, у которого тщеславия было больше, чем мозгов, бросился вперед выполнять приказ… и через десять шагов вместе с конем пал смертью храбрых.

Брейл был уже далеко, он мчался параллельно вражеским шеренгам менее чем в двухстах ярдах от них. Надо было видеть это зрелище!