Мне было сложно. Но я решил вывалить ему всю правду, в его шоке был мой шанс.
Я хотел, чтобы ему стало интересно.
И он слушал.
Началось это полгода назад. Меня пригласил к себе Василий Дмитриевич — старший дневальный, или попросту завхоз школы, в прошлом высокий чин Генеральной прокуратуры, государственный советник юстиции третьего класса, то есть генерал-майор.
— Ну здравствуйте, — сказал мне Валерий Павлович и спросил: — Вы правда играете в настольный теннис?
Вежливый, этим удивил. Тут все на «ты».
Высокий, худой, взгляд и манеры человека, привыкшего руководить. Встретил на пороге.
— Здравствуйте, да, — ответил я.
— Посмотрим, — сказал он. — Проходите, чай будете?
Это зона. Тут бывает и так. Хотя так быть не может.
— Да, — кивнул я и зашел в школу.
С Василием Дмитриевичем даже начальник колонии вел себя сдержанно. Слишком высокий чин. Но прокурор и не давал поводов к недовольству: был незаметен и внимания не привлекал.
В школу в колонии для бывших сотрудников органов люди ходят, у многих нет среднего образования. Это работяги, которых записали в «менты» потому, что срочную службу они проходили во внутренних войсках МВД или пограничных, что в системе ФСБ.
Уроки там по вечерам, учителя приходят с воли, днем уроки вести невозможно, потому как все ученики работают.
С таким графиком жизнь завхоза школы необременительна. Здание отдельное, арестант без разрешения администрации не зайдет, сотрудник тоже лишний раз подумает, стоит ли, все-таки сам начальник, бывает, на обходе посмотрит в эту сторону да и пойдет дальше.
Душ, стиральная машина, книги, шахматы и нарды.
И теннисный стол. Его генерал купил сам и добился разрешения поставить в коридоре школы.
Он был страстным самоучкой. Но просто играть ему было скучно. Его манил поединок. Потому он искал теннисистов в каждом прибывавшем этапе. Многие говорили ему, что играть умеют, но оказывались на поверку несостоятельными. Таких он сразу забывал.
Был у него в школе еще один ловкий игрок, старый сиделец по фамилии Перцев, которого все звали Перец. Играл он получше генерала, но, так как ходил под его началом, частенько ему проигрывал и очень правдиво сокрушался при этом.
Прокурор ухмылялся и искал настоящих соперников.
Наш этап он не отследил, был на длительном свидании и о том, что я играю, узнал случайно, почти через полгода. Узнав, устроил просмотр.
Но перед этим угостил чаем.
После того как поочередно были обыграны Василий Дмитриевич и Перец, с дивана, а у отставного генерала имелась и такая роскошь, встал худощавый зэк — калмык Арслан. Он снял робу и подошел к столу. По тому, как он взял ракетку и сделал первые удары, стало понятно все. Был он покером в генеральской колоде, кандидат в мастера спорта, найденный в отряде для рецидивистов.
Оказались мы с ним примерно одного уровня. Василий Дмитриевич наслаждался. Перец ревновал.
— Повезло, сыграем еще, — сказал он мне.
Играли потом не раз, и мне снова везло.
А вот с Арсланом битвы были настоящие.
Скоро Василий Дмитриевич уговорил начальника колонии и у нас появилась теннисная секция. Играть мы стали по официальному разрешению. Обычно раз, а иногда даже два в неделю. Снять на время робу, надеть шорты и футболку, а после этого чудесного часа сходить в душ — несказанное удовольствие для арестанта, которому мыться положено раз в неделю.
Продлилось это недолго — через пару месяцев Василию Дмитриевичу смягчили режим и перевели в колонию-поселение. В школу назначили старшим дневальным другого генерала, но из системы МВД, и секция заглохла. Нам было с ним скучно, а ему с нами страшно — как бы чего не вышло. Стол был собран и стоял в закутке.
Но еще до перевода Василия Дмитриевича мы с Арсланом успели обнаглеть и заказали с воли профессиональные ракетки. Чтобы получать от игры подлинное наслаждение. Разрешение было выбить непросто, но мы получили.
Получив, полюбовались и сложили в баулы, играть стало негде.
Лежала ракетка долго. Время от времени я вечерами доставал ее, смотрел на гладкую цепкую поверхность резины накладок — черная с одной стороны, красная с другой, такие правила. Накладки могут иметь разные свойства, тогда стороны ракетки играют по-разному, чтобы соперник знал, какой стороной ты играешь, придумали делать накладки разноцветными. Но здесь это никому не важно. Обман здесь имеет значение, лишь если он вскрыт. И все же ракетка давала связь с жизнью, той, которая не остановилась. Я полюбил просто держать ее в руках. Она была из мира, где люди участвуют в соревнованиях и ходят тренироваться, когда они захотят, выбирают, с кем и когда это делать. У них красивые спортивные костюмы и хорошая обувь. У них никто не спросит, зачем тебе такая ракетка.
А Евгений Иванович хотел знать именно это.