Человек, стрелявший ядом. История одного шпиона времен холодной войны

Многие сразу же поняли, какой риск несет подобный прецедент. Корреспондент газеты Frankfurter Rundschau негодовал: смеется Ягуш над нами, что ли? Как понимать его слова, что немцам хорошо знакомы метания людей вроде Сташинского? Наемного-то убийцы? И вопрошал: «Неужели сенат не видит, как, вынеся такой приговор, он вплотную подошел к принципам того режима, для которого убийство – не преступление?» Bild-Zeitung напечатала письмо в газету со следующим выводом: «Теперь придется пересмотреть каждый приговор, вынесенный за убийства, совершенные по приказу Гитлера»332.

Нюрнбергский процесс дал судам ФРГ законные основания не учитывать аргумент о том, что обвиняемые нацисты всего лишь исполняли приказ. Теперь же приговор Сташинскому поставил все с ног на голову. Верховный суд не признал, конечно же, что обвиняемый действовал по принуждению. Тем не менее мотивация приговора 19 октября 1962 года давала бывшим гитлеровцам надежду. Теперь все, кто замарал руки кровью при нацизме, могли претендовать на роль соучастников. Главными преступниками в таком случае оставались только Гитлер, Гиммлер, Геринг и прочие вожди Третьего рейха, большинства из которых давно не было в живых.

Почти ни у кого не вызывал сомнения явно политический контекст приговора. Он стал очередным ходом на шахматной доске холодной войны. Кто-то находил это разумным, кто-то – неприемлемым. Одно из писем в Bild-Zeitung гласило: «Приговор абсолютно правильный, ведь благодаря признанию этого человека, надо надеяться, у многих людей на Западе спала пелена с глаз при взгляде на политику Москвы». Еще одно завершалось риторическим вопросом: «Государство ли мы, где господствует закон, или лакеи политических убийц?»333

Другой весьма щекотливой темой дискуссий среди политической элиты и широкой публики стало попрание суверенитета ФРГ Советским Союзом. Как только огласили приговор, Карл-Гюнтер фон Хазе – пресс-секретарь правительства – назвал в своем заявлении ужасающим фактом то, что иностранное государство, презрев международное право, казнит людей на германской территории. Журналисты хотели знать, примет ли Аденауэр хоть какие-нибудь ответные меры или ограничится громкими фразами. В Карлсруэ корреспондент Badische Neueste Nachrichten задавался вопросом: «А что сделает Бонн? Доказано бессовестное нарушение суверенитета нашей федеративной республики. Ребета и Бандеру убили в Мюнхене по советскому приказу. Уголовным и международным правом пренебрегли. Никто не может чувствовать себя в безопасности от Москвы – ни одно государство, ни один человек». Но правительство не спешило бросать Кремлю вызов, подтвердив правоту автора: все страны Западной Европы, и особенно ФРГ, ощущали угрозу, исходившую от красной сверхдержавы, стремившейся любой ценой достичь паритета с Америкой334.

Депутаты бундестага тем временем добивались официальной реакции канцлера. Первый запрос правительство получило 7 декабря 1962 года. Аденауэр решил потянуть время, ссылаясь на то, что текст вердикта в Бонн еще не поступил. Когда откладывать уже стало невозможно, 23 апреля 1963 года посольству СССР в Бонне наконец-то направили ноту правительства. Текст ее гласил:

Как установил Федеральный верховный суд, оба преступления были совершены по приказу советских учреждений. Это побуждает федеральное правительство обратить внимание правительства Союза Советских Социалистических Республик на то, что подобные действия резко противоречат общепризнанным принципам права, прежде всего международного.

Ноту завершали обычные уверения в совершеннейшем почтении. Кремль не удостоил Западную Германию ответом, а ее власти не настаивали335.

Часть VII В неизвестном направлении

Глава 46 Письмо, оставшееся без ответа

7 ноября 1963 года, через год после процесса в Карлсруэ, Чарльз Кёрстен решил написать президенту Кеннеди. Бывшего конгрессмена объединяла с ним не только католическая вера, но и долгая борьба против коммунизма. Теперь юристу из Висконсина именно президент казался последней надеждой. Кёрстен настаивал на переводе Сташинского из ФРГ в США, чтобы тот дал показания перед сенатским комитетом по расследованию политических убийств, организованных Москвой за пределами СССР.