Человек в бандане. История онкологического пациента, рассказанная от первого лица

Короче говоря, «сменщик» этот мой пошёл на гастроскопию – ничего не нашли. Потом он ходил на иглоукалывание, потому что у него паркинсон практически начался – рука всё время заметно дёргалась. Местный знахарь обещал всё скоро вылечить, а болеть – должно. Но после всего лишь второго иглоукалывания у дядьки разболелось уже совсем всё, в чём только есть нервные окончания, и он снова отправился в поликлинику. Там уже работал новый врач, так вот она взяла у него биопсию и отправила анализ в город. Потом посоветовала через несколько дней самому ехать в город за результатами, потому что пока до их деревни довезут… Накануне визита туда он позвонил в городскую больницу, и ему сказали, что анализ действительно готов, но «мы такие диагнозы по телефону не сообщаем». Классическая фраза. Диагноз – рак. Дядька поехал в Москву и как-то быстро устроился на Каширку. Тут его дообследовали, метастаз не нашли, и резать, как оказалось, не так много надо. Такие дела. «А мог бы, – говорит он, – дальше гулять, пить таблетки, водочку». Как у него прошло всё и что с ним теперь, я не знаю. Вот так часто бывает: поговоришь с человеком, проникнешься его бедой, а потом не знаешь, что в итоге-то. Я бы, может, его и не узнал на улице. Точно не узнал бы. А история засела в голове. Но могу мысленно желать выздоровления.

Я ещё проходил обследование, когда В. Е., лечащий врач мой, написал мне в WhatsApp дату операции. Велел всё доделать оперативно, за две недели. Я ответил, что вообще-то на этой неделе управлюсь. И управился. Более того, у меня до госпитализации оставалась неделя. Целая неделя на свободе. Целая неделя неизвестности и неопределённости.

Я, как обычно, не очень понял, зачем именно меня кладут: будут ли делать только диагностическую операцию (лапароскопию), или же сразу полостную, с удалением опухоли, или и то и другое. Не сказали просто. Даже намёков никаких. Но я помнил эти мудрые слова: неопределённость есть часть диагноза. Так что мне оставалось только бояться за результаты лапароскопии. Потому что бывает распространение болезни такое, что его можно только увидеть своими глазами. Лёгкие могут быть затронуты, как и другие органы, рядом расположенные.

В день госпитализации сперва идёшь в своё отделение, абдоминальное в моём случае, и там сдаёшь кровь на анализ. 9 a. m. Done[5]. И идём с моей тётей Леной меня класть. Приёмный покой – на первом этаже, даже нулевом по сути: он в цоколе, под главным входом. На входе спрашивают фамилию. Пускают, велят взять талончик на очередь, потом заполнить что-то. Я готов, у меня всё на руках: карта, документы все, свежие анализы на ВИЧ, гепатит и что там ещё… Теперь только ждать. Тётя Лена обратила моё внимание на то, что мой номер в очереди – 64-й. «У тебя квартира номер шестьдесят четыре, а это хорошее совпадение», – прокомментировала она. Хорошо бы, говорю. Утомительное ожидание в два с половиной или три часа. Много народу – не присесть, можно только подкараулить, пока кто-нибудь не встанет и не уйдёт. А я, поскольку у меня анализ крови был, ничего, понятно, не ел с вечера накануне. Но есть и не очень хочется. Была с собой какая-то булка или круассан – ну и умял, чтоб язву не дразнить.

Попадаю наконец в кабинет. Врач пару вопросов задаёт, велит взвеситься, потом меряет давление, которое бешеное, чуть не 160 на 100. Но врачи приёмного отделения привычно успокаивают: это от нервов, вы ж молодой, надо верить, всё хорошо будет, у нас тут вообще всё прекрасно! И объясняют, как добраться до нашего абдоминального отделения, что на тринадцатом этаже.

Сидим с тётей на тринадцатом этаже, ждём, когда пациента Беляева проводят в палату. Напротив нас на диванчике – средних лет брюнетка фигуристая, красивая (краснодарский типаж такой) и какая-то как будто очень радостная. Что неуместно в данных стенах, как мне казалось. А у неё глаза прям светились. Странный, думаю, пациент. И тут она мне говорит, что её муж на операции, а лежит он в той палате, в которую меня сейчас положат. Забавно, говорю, откуда знаете? Да, говорит, я тут всё уже знаю: вы новенький, палата двухместная, вот щас и тебя туда… Так и получилось.

Пациент Беляев А. М. 1975 г. р. препровождён в палату активной жизнерадостной медсестрой средних лет. Она бойко объяснила пациенту, куда что поставить-положить, куда сесть-лечь, включить мобильник, где столовка, где вода, чего нельзя и так далее.

– Спасибо, – говорю. – Я сейчас лягу и отключусь на фиг.

– Сейчас вашего соседа привезут.

– Рад буду ему, – говорю. – Когда проснусь.

Ложусь, руки под голову. Но сон – нейдёт…

Я какое-то время пролежал с закрытыми глазами, когда услыхал: дверь в палату открывается. Резко. Открыл глаза: медсёстры завозят кровать с человеком, обвешанным всякими трубочками и пакетами. За ними – та самая женщина из коридора. Это Ольга. На кровати – её муж Василий. Мужчина средних лет, героической наружности. Из реанимации – а как будто с прогулки по хвойному лесу. Улыбчивый и позитивный. Они с Волги. Мы вместе протусуемся тут пять дней.