Человек в искусстве экспрессионизма

С начала переговоров с Дягилевым этот проект висел на волоске и едва не сорвался (сперва Прокофьев опасался сотрудничать с Борисом Кохно⁴⁸, затем, по обыкновению, не сошлись в цене). В партитуре могло быть несколько автоцитат, но тот же Дягилев, к счастью, отговорил: «Надо проще, ласковей и мягче»⁴⁹. Балет создавался в атмосфере трогательного ожидания второго ребенка (ждали девочку), который родился, когда первый номер «Блудного сына» уже был инструментован. Как и «Шут», и «Стальной скок», это сочинение посвящено Дягилеву, что было принято им с неожиданной для Прокофьева теплотой.

Старинная притча оказалась много ближе этим двум странникам⁵⁰, чем торжество «театра представления» в сюжетах «Скока» и «Шута». История «Блудного сына», конечно, входит в «тридцать шесть драматических ситуаций» – по классификации Польти это предпоследняя из них под названием «вновь найденный» («сын мой <…> пропадал и нашелся»). Идея испытания человечности здесь обращена к своему прямому, извечному назначению – к утверждению вечной жизни духа, над которой не властны капканы материального («был мертв и ожил, пропадал и нашелся»). Совпадая в базовых категориях с постулатами «Христианской науки», этот сюжет на время сочинения балета отодвинул все второстепенное; и закономерно, что появление заключительной темы («чистой, ясной <…> когда отец обнимает сына») Прокофьев уже предчувствовал, ждал ее («для иллюстрации евангельской притчи она должна явиться свыше») и дождался⁵¹.

Музыкальный язык «Блудного сына», пожалуй, наиболее ярко воплотивший тогдашние представления Прокофьева о «новой простоте», максимальным образом контрастирует с выразительной палитрой «Огненного Ангела». Красота, явленная в этом балете в качестве труднодостижимого идеала, выступает олицетворением истины и гармонии. Так возникновение «Блудного сына» не только хронологически, но также и стилистически, и по значению оказывается завершением, подытоживанием азартных и лихих прокофьевских 1920-х⁵², до краев наполненных странствованиями, поисками, преодолениями и находками.

Вообще 1920-е были, по-видимому, хронологически последним десятилетием, когда откровения искусства находились в столь непосредственной близости к открытиям мировой науки, где не последнее место занимали достижения российских ученых. Метафорическим воплощением интенций этого времени может служить биография Константина Циолковского – писателя-фантаста и основоположника отечественной космонавтики.

В области собственно искусства 1920-е поэтому представляются своеобразной «машиной времени», переносившей свободный дух сочинителей и фантазеров к будущим творческим вершинам, затерянным среди облаков. Некоторые придуманные тогда проекты кажутся обогнавшими не только свое, но и наше нынешнее время: например, модель «Башни» Владимира Татлина («Памятника III Интернационалу», 1919–1920), словно сошедшая со страниц параллельно создававшегося «Города будущего» Велимира Хлебникова.

На этом фоне роман Александра Беляева «Радиополис», изданный в 1927-м и предсказавший, помимо прочего, изобретение беспроводных телефонов – современных нам «мобильников», – уже воспринимается как нечто само собой разумеющееся.

«Годы странствий» стали пространством поисков нового языка и в то же время – суровых испытаний на прочность для мировоззрения Прокофьева. Именно тогда в его творчестве сформировались приемы, которые затем закрепились в качестве излюбленных. Из них наиболее отчетливо определена самим композитором сознательно и намеренно используемая «белоклавишность», диатоничность, до-мажорность. Но не меньшее значение имело умение «комбинировать из отдельных кусочков физиономию каждого персонажа с…>»⁵³ в сюитах-парафразах, скомпонованных на материале оперных и балетных партитур. По существу, прием этот скорее живописный, отсылающий к полотнам кубофутуристов, у которых, кстати, героями сюжетов иногда становились существа, очень напоминающие роботов⁵⁴. Навык создания целого из четко пригнанных деталей («без швов») позволил Прокофьеву без ущерба для содержания проделывать и обратную операцию – «развинчивать по винтикам» специально предназначенные для этого разделы музыкального текста.

Н. А. Удальцова. «Композиция» (1913) https://www.scoopnest.com/ru/user/Xudozhnikipoe ti/832275179745181698-1913