Человек в искусстве экспрессионизма

В 1923 году Асафьев писал о «Шуте»: «<…> Звучащая ткань распадается на отдельные последования “приключений”, плакатно (т. е. в некоем суммировании и вместе с тем карикатурном подчеркивании характерных особенностей данного положения) истолковываемых в музыке и связанных цепью не столько развиваемых, сколько перетасовываемых тематических отрезков, из которых некоторые внедряются в мозг слушателя с назойливым упорством, как в какой-либо длинной кинематографической фильме фигура с неизменными позами, жестами и улыбкой. Этим достигается зараз и впечатление неослабного напряжения, и механистичность чередования, причем принцип плакатности требует ярких обобщений и гротескных преувеличений, а частое чередование карикатурных положений взамен пестроты колористической выдвигает пестроту “звуковой жестикуляции”: как будто бы в непрерывном мелькании вращаются вырезанные геометрические фигуры или суетятся китайские тени. Композиционную технику “Шута” можно с полным основанием уподобить технике наборной мозаики – технике здесь мастерски использованной»⁵⁵.

Творческая мысль Прокофьева, нащупывая пути самовыражения через переплетения живого и неживого, закалялась среди мощных энергетических потоков в купели нечеловеческих контрастов. Через них потребовалось пройти от язычества к христианству, от ветхозаветного к новозаветному пониманию истории, от дьявольских искушений к божественному просветлению, от хаоса земного делания – к гармонии полетов души. Не случайно уже в начале 1930-х тема гуманистического созидания и ответственности за его результат выходит для Прокофьева на первый план в сюжетах о построении храма Соломона (1932), о захлебнувшейся в крови китайской революции (в синопсисе по роману La condition humaine Анре Мальро, 19ЗЗ⁵⁶), о противостоянии сил созидания и разрушения (в Концерте для виолончели с оркестром ор. 58, 1934–1938).

В марте 1927-го, когда «блудный сын» впервые после долгого отсутствия гастролировал в России, Константин Кузнецов написал: «У Прокофьева два лица. Одно лицо – когда смотришь на него в профиль, другое – когда смотришь прямо. Он как-то старше выглядит в профиль. Взор наблюдателя останавливается на импозантной, выпукло очерченной линии лба: лоб мыслителя, ясно и до конца продумывающего проблемы в своем поле зрения. Эта линия лба, может быть, самая резкая и вместе с тем прекрасная черта во внешнем облике Прокофьева. Она нам столь многое уясняет в его творчестве – интеллектуально-ясном, не отдающем себя во власть темных стихий и обманчивых недомолвленностей; она нам объясняет его наблюдательность и – последнее, но не меньшее – чутье объективной характерности»⁵⁷.

Первый визит в СССР открыл для Прокофьева фантастические перспективы; на родине его уже тогда, во второй половине 1920-х, стремились воспринимать в качестве классика, а его музыку – как образец эмоциональной и смысловой уравновешенности.

За порогом 1930-х композитора ожидали судьбоносные повороты. Однако, оставляя позади так прожитое десятилетие, он мог себе позволить уже ничего более не бояться.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 См., например: «Модернист! Я! Ни за что на свете! Я ненавижу слово “модернист”. Моя музыка уходит своими корнями в классику»; «Я думаю, что выражение “модернистский” в том значении, как оно используется в последнее десятилетия в применении к музыке, является анахронизмом». (Прокофьев о Прокофьеве. Статьи и интервью / ред. – сост. В. П. Варунц. М.: Сов. композитор, 1991. С. 52 и 61. Интервью от 3 ноября 1925 г. и 5 января 1927 г. соответственно).

2 Прокофьев С. С. Дневник. Т. 2: 1919–1933. Paris: Serge Prokofiev estate, 2002. (Далее – Дневник). С. 674.

3 Прокофьев о Прокофьеве. С. 89 и 91. Интервью.

4 См.: Polti G. Les 36 situations dramatiques. Paris: Mercure de France, 1895.

5 Классификация Польти, ныне считающаяся хрестоматийной, приведена в статье «Википедии» «Тридцать шесть драматических ситуаций».

6 Как известно, первую версию бессюжетного живописного полотна, затем названного «Черный квадрат» и ставшего знаковым, предложил в 1882 г. эксцентричный французский художник Альфонс Алле произведением «Черный почти квадрат». В следующем году оно выставлялось под названием «Ночная драка негров в подвале» вместе с «парным» «Белым квадратом» – загрунтованным холстом, получившим название «Первое причастие бледных девушек в снегопад».

7 Дневник. Т. 2. С. 322. Запись от 26 мая 1925 г.

8 Дневник. Т. 1:1907–1918. Paris: Serge Prokofiev estate, 2002. С. 652.

9 В частности, Дом-коммуну, построенный по проекту Ивана Николаева в 1929–1930 гг. в Москве (ул. Орджоникидзе, д. 8/9).