Человек в коричневом костюме. Тайна замка Чимниз. Убийство Роджера Экройда

— Паркер, когда вы с доктором Шеппардом взломали вчера дверь и нашли вашего хозяина мертвым, огонь в камине горел ярко?

— Нет, огонь почти угас, сэр, — тотчас ответил Паркер.

— Ага! — сказал Пуаро почти с торжеством. — А теперь, мой добрый Паркер, посмотрите вокруг: все ли здесь осталось в том же виде, как было в тот момент?

Взгляд дворецкого обежал комнату и задержался на окнах.

— Шторы были спущены, сэр. Горел электрический свет.

— Так, — одобрительно кивнул Пуаро. — Еще что-нибудь?

— Да, сэр. Это кресло было немного выдвинуто.

Он указал на кресло с высокой спинкой, стоявшее в углу между окном и дверью. (Я прикладываю план кабинета.)

— Покажите мне — как?

Дворецкий отодвинул кресло от стены на добрых два фута и повернул его так, что сиденье оказалось обращенным к двери.

— Voila се qui est curceux![175] — пробормотал Пуаро. — Кто захочет сидеть в таком положении? А кто поставил его на место? Вы, мой друг?

— Нет, сэр, — сказал Паркер. — Я был слишком взволнован смертью мистера Экройда и всем прочим.

— И не вы, доктор?

Я отрицательно покачал головой.

— Когда я вернулся с полицией, сэр, — добавил Паркер, — оно стояло на своем месте. Я это хорошо помню.

— Любопытно, — повторил Пуаро.

— Вероятно, Реймонд или Блент отодвинули его, — предположил я. — Но какое это может иметь значение?

План нижнего этажа и лужайки

План кабинета

— Никакого, — сказал Пуаро и добавил тихо: — Потому-то это и интересно.

— Извините меня, — сказал полковник и вышел с дворецким.

— Вы думаете, Паркер говорит правду? — спросил я.

— О кресле — да. В остальном — не знаю. Во всех подобных случаях, мосье, всегда есть одна общая черта.

— Какая же? — с интересом спросил я.

— Все причастные к ним что-то скрывают.

— И я тоже? — улыбнулся я.

Пуаро внимательно посмотрел на меня.

— Думаю, что и вы, — сказал он. — Вы сообщили мне все, что знаете об этом молодом человеке — о Ральфе Пейтейе? — Я покраснел, и он улыбнулся. — Не бойтесь, я не буду настаивать. В свое время я и так узнаю.

— Мне хотелось бы разобраться в ваших методах, — сказал я поспешно, стараясь скрыть свое замешательство. — Почему, например, вас заинтересовал камин?

— Очень просто. Вы уходите от мистера Экройда… без десяти девять, не так ли?

— Да.

— Окно закрыто, дверь отперта. В четверть одиннадцатого, когда найдено тело, дверь заперта, а окно открыто. Кто его открыл? Ясно, что это мог сделать только сам мистер Экройд по одной из двух причин: либо потому, что в комнате стало жарко — но раз огонь угасал, а вчера погода была холодной, эта причина отпадает, — либо потому, что он кого-то впустил в комнату этим путем. А если это так, значит, он впустил лицо ему известное, поскольку раньше он настаивал на том, чтобы окно было заперто.

— Звучит очень просто, — сказал я.

— Все можно сделать простым, если аккуратно расположить факты. Нас теперь интересует, кто был с ним в половине десятого. Судя по всему — тот, кого он впустил через окно. И хотя мисс Флора видела мистера Экройда позже, не узнав, кто был этот посетитель, мы не раскроем тайны. Окно могло остаться открытым после его ухода, и этим воспользовался убийца. Или посетитель мог вернуться. А вот и полковник.

— Мы выяснили, доктор, откуда вам звонили тогда в двадцать два пятнадцать, — сказал возбужденно полковник. — Не отсюда, а из автомата на станции Кингз-Эббот. А в двадцать два двадцать три отходит поезд на Ливерпуль[176].

Глава 8 Инспектор Рэглан исполнен уверенности

Мы переглянулись.

— Вы, конечно, наведете справки на станции? — спросил я.

— Естественно, но на результаты не надеемся. Вы ведь знаете, какова наша станция.

Я знал: Кингз-Эббот — просто деревушка, но ее станция — важный железнодорожный узел. Здесь останавливается большинство экспрессов, перецепляются вагоны, составы переводятся с одной ветки на другую. Имеются три телефона-автомата. В это время один за другим подходят три местных поезда, чтобы их пассажиры могли пересесть на ливерпульский экспресс, который прибывает в 22.23. Все кипит, и шансы на то, что кем-нибудь будет замечено, кто именно звонил из одной из трех телефонных будок или сел в вагон экспресса, весьма незначительны.

— Но к чему этот телефонный звонок вообще? — спросил полковник Мелроз. — Бессмыслица какая-то! Для чего?

Пуаро симметрично расставлял фарфоровые безделушки на шкафчике.

— Нет, смысл в этом непременно есть, — возразил он через плечо.

— Но какой же?

— Когда мы это узнаем, мы узнаем все. Очень любопытное и загадочное дело. — Пуаро произнес последние слова как-то особенно. Я почувствовал, что он смотрит на это дело под особым углом зрения, но что он видел, я не знал. Он прошел к окну и выглянул в сад. — Вы говорите, доктор, это было девять часов, когда вы встретились с незнакомцем у ворот в парке? — спросил он, не оборачиваясь.

— Да, — ответил я. — Как раз били куранты на колокольне.

— Сколько времени потребовалось бы ему, чтобы дойти до дома, до этого окна, например?

— Самое большее — пять минут. Две-три минуты, если бы он пошел не по дороге, а по тропинке.