Я не мог не восхититься проницательностью мосье Пуаро, который безошибочно выбрал из своей практики случай наиболее интересный для старой девы, живущей в деревне.
— А сообщил он тебе, действительно ли эта танцовщица — великая княжна? — осведомился я.
— Он не имел права, — внушительно ответила Каролина.
Я подумал, насколько Пуаро погрешил против истины, беседуя с моей сестрой, и решил, что на словах он, скорее всего, был абсолютно правдив, в основном ограничиваясь красноречивыми пожатиями плеч и движением бровей.
— И теперь, — заметил я, — он тебя купил на корню?
— Не будь вульгарен, Джеймс! Где ты набрался подобных выражений?
Каролина сдвинула очки на лоб и смерила меня взглядом.
— Скорее всего, от единственного звена, соединяющего меня с миром, — от моих пациентов. К сожалению, среди них нет особ королевской крови и загадочных русских эмигрантов.
— Ты стал очень раздражителен, Джеймс. Печень, верно, не в порядке. Прими-ка вечером пилюли.
Увидав меня в домашней обстановке, вы нипочем не догадались бы, что я — врач. Назначением всех лекарств — и себе и мне — занимается Каролина.
— К черту печень, — сказал я с досадой. — А об убийстве вы, что ж, не говорили совсем?
— Ну, разумеется, говорили, Джеймс. О чем еще у нас сейчас можно говорить? Мне удалось кое-что растолковать мосье Пуаро, и он был очень признателен. Сказал, что я — прирожденный детектив и у меня поразительная интуиция по части психических особенностей человеческой натуры. — Каролина была в эту минуту до удивления похожа на кошку, всласть налакавшуюся сливок. Казалось, она вот-вот замурлычет. — Он очень много говорил о серых клеточках мозга и о том, как они работают. У него самого, сказал он, они в превосходном состоянии.
— Ну, еще бы, — ядовито заметил я. — Излишней скромностью он, безусловно, не страдает.
— Не люблю, когда ты говоришь пошлости, Джеймс. Мосье Пуаро считает так: нужно как можно скорее разыскать Ральфа и убедить его, что он должен пойти и дать показания. Он говорит, что его исчезновение может произвести очень неблагоприятное впечатление на судебном расследовании.
— А ты ему что на это сказала?
— Признала, что он прав, — важно ответила Каролина. — И со своей стороны сообщила ему, какие здесь уже пошли толки.
— Каролина, — спросил я резко, — ты рассказала мосье Пуаро о том, что ты тогда подслушала в лесу?
— Конечно рассказала, — невозмутимо объявила она.
Я вскочил и зашагал из угла в угол.
— Ты хотя бы отдаешь себе отчет в том, что ты творишь? — воскликнул я. — Ты затягиваешь петлю на шее у Ральфа Пейтена, это же ясно как белый день!
— Вовсе нет, — невозмутимо возразила Каролина. — Я очень удивилась, узнав, что ты не рассказал ему этого сам.
— Я сознательно не обмолвился об этом ни словом. Я очень привязан к Ральфу.
— Я тоже. Потому и считаю, что ты городишь чепуху. Я не верю, что это сделал Ральф, и, значит, правда никак не может ему повредить, и мы должны оказывать мосье Пуаро всяческую помощь. Ну, подумай сам, ведь возможно, что в тот вечер Ральф был с этой самой девушкой, и тогда у него прекрасное алиби.
— Если у него прекрасное алиби, — возразил я, — тогда почему он не явится и не докажет это?
— Возможно, боится скомпрометировать девушку, — глубокомысленно заметила Каролина. — Но если мосье Пуаро удастся добраться до нее, он разъяснит ей, что это ее долг — прийти и очистить Ральфа от подозрений.
— Я вижу, ты уже сочинила целую романтическую небылицу. Ты просто начиталась разной дряни, Каролина. Я тебе давно это говорил. — Я снова сел. — Пуаро тебя еще о чем-нибудь спрашивал?
— Только о пациентах, которые были у тебя на приеме в то утро.
— О пациентах? — недоверчиво повторил я.
— Ну да. Сколько их было, кто они такие.
— И ты смогла ему на это ответить?
— А почему бы нет? — горделиво ответила моя сестра. — Мне из окна виден вход в приемную. И у меня превосходная память, гораздо лучше твоей.
— Да, куда уж мне, — пробормотал я машинально.
Моя сестра продолжала, загибая пальцы:
— Старуха Беннет — раз, мальчик с фермы, нарыв на пальце, — два, Долли Грейвс, с занозой, — три, этот американец, стюард с трансатлантического парохода, — четыре… Да, еще Джордж Эванс, со своей язвой, и наконец… — Многозначительная пауза.
— Ну?
Каролина закончила с торжеством, в лучшем стиле, прошипев, как змея, благо «с» тут хватало:
— Мисс Рассэл!
Каролина откинулась на спинку стула и многозначительно поглядела на меня, а когда Каролина многозначительно смотрит на вас — от этого никуда не деться.
— Не понимаю, — слукавил я, — что у тебя на уме? Почему бы мисс Рассэл и не зайти показать больное колено?
— Чушь! Колено! — изрекла Каролина. — Как бы не так! Не то ей было нужно.
— А что же?
Каролина была вынуждена признать, что это ей неизвестно.
— Но можешь быть уверен: он к этому и подбирается. Я говорю про мосье Пуаро. Что-то с ней не так, и он это знает.
— То же самое мне вчера сказала миссис Экройд! — заметил я. — В мисс Рассэл что-то настораживает.
— A-а! — загадочно произнесла Каролина. — Миссис Экройд! Еще одна такая!
— Какая такая?