Человек в коричневом костюме. Тайна замка Чимниз. Убийство Роджера Экройда

— Доктор! Неужели вы забыли? Этот ужасный французишка… или он бельгиец? Ну, словом, сыщик. Он был так груб со всеми нами! Это меня совсем потрясло. Сразу после смерти Роджера!

— Весьма сожалею, миссис Экройд.

— Не понимаю, какое он имел право так кричать на нас. Как будто я не знаю, что мой долг — ничего не скрывать! Я сделала для полиции все, что было в моих силах!

— О, конечно. — Я начал понимать, в чем дело.

— Кто может сказать, что я забыла о своем гражданском долге? Инспектор Рэглан был вполне удовлетворен. С какой стати этот выскочка-иностранец поднимает такой шум? Не понимаю, для чего Флоре понадобилось вмешивать его в наши дела. И ни слова мне не сказав! Пошла и сделала. Флора слишком самостоятельна. Я знаю жизнь, я ее мать. Она обязана была предварительно посоветоваться со мной. (Я выслушал все это в молчании.) Что у него на уме? Вот что я хочу знать. Он действительно воображает, будто я что-то скрываю? Он… он буквально обвинил меня вчера.

Я пожал плечами.

— Какое это имеет значение? — сказал я. — Раз вы ничего не скрываете, его слова не имеют отношения к вам.

Миссис Экройд, по своему обыкновению, зашла с другой стороны.

— Слуги ужасны, — начала она. — Сплетничают между собой. А потом эти сплетни расходятся дальше, хотя они и необоснованны.

— Слуги сплетничают? — переспросил я. — О чем?

Миссис Экройд бросила на меня такой пронзительный взгляд, что я смутился.

— Я думала, что вам-то уж это известно, доктор. Вы же все время были с мосье Пуаро!

— Совершенно верно.

— Ну, так вы должны все знать. Эта Урсула Борн — ее ведь уволили. И в отместку она готова всем напакостить. Все они скроены на один лад. Раз вы были там, вы знаете точно, что она сказала. Я боюсь, чтобы это не было неверно истолковано. В конце концов, мы же не обязаны пересказывать полиции всякую мелочь? Бывают семейные обстоятельства… не связанные с убийством. Но если эта девушка разозлилась, она могла такого наговорить!

У меня хватило проницательности понять, что за этими излияниями скрывалась подлинная тревога. Пуаро был отчасти прав: из шести сидевших тогда за столом, по крайней мере, миссис Экройд действительно старалась что-то скрыть. От меня зависело узнать — что именно. Я сказал резко:

— На вашем месте, миссис Экройд, я бы рассказал все.

Она вскрикнула:

— О, доктор, как вы можете! Будто… будто я…

— В таком случае, что вас останавливает?

— Ведь я все могу объяснить совершенно просто. — Миссис Экройд достала кружевной платочек и прослезилась. — Я надеялась, доктор, что вы объясните мосье Пуаро — иностранцам порой так трудно понять нас! Никто не знает, что мне приходилось сносить. Мученичество — вот чем была моя жизнь. Я не люблю говорить дурно о мертвых, но что было, то было. Самый ничтожный счет Роджер проверял так, как будто он бедняк, а не богатейший человек в графстве, как сообщил вчера мистер Хэммонд. — Миссис Экройд приложила платочек к глазам.

— Итак, — сказал я ободряюще, — вы говорили о счетах?

— Ах, эти ужасные счета! Некоторые из них мне не хотелось показывать Роджеру — есть вещи, которых мужчины не понимают. Он сказал бы, что это ненужные траты, а счета все накапливались…

Она умоляюще посмотрела на меня, как бы ища сочувствия.

— Обычное свойство счетов, — согласился я.

— Уверяю вас, доктор, — уже другим, сварливым тоном сказала она, — я измучилась, лишилась сна! И ужасное сердцебиение. А потом пришло письмо от одного шотландского джентльмена… вернее, два письма от двух шотландских джентльменов: мистера Брюса Макферсона и Колина Макдональда. Такое совпадение!

— Не сказал бы, — заметил я сухо.

— Шотландцы, но, подозреваю, с предками-семитами. От десяти фунтов до десяти тысяч и без залога — под простую расписку! Я ответила одному из них, но возникли затруднения…

Она замолчала. Было ясно, что мы приблизились к наиболее скользкому обстоятельству, но я еще не встречал человека, которому столь трудно было бы высказаться напрямик.

— Видите ли, — пробормотала миссис Экройд, — ведь это вопрос ожидаемого наследства, не так ли? И хотя я была уверена, что Роджер обеспечит меня, я не знала этого твердо. Я подумала: если я загляну в копию его завещания, не из вульгарного любопытства, конечно, а чтобы иметь возможность привести в порядок свои дела… — Она искоса посмотрела на меня. Обстоятельство действительно было скользкое, но, к счастью, всегда можно найти слова, которые задрапируют неприкрытую неприглядность факта. — Я могу доверить это только вам, дорогой доктор, — торопливо продолжала миссис Экройд. — Я знаю, вы не истолкуете ложно мои слова и объясните все мосье Пуаро. В пятницу днем… — Она опять умолкла и судорожно глотнула.

— Ну и… — снова подбодрил я ее. — Значит, в пятницу?..

— Никого не было дома… так я думала… Мне надо было зайти в кабинет Роджера… То есть я хочу сказать, что зашла туда не тайком — у меня было дело. А когда я увидела все эти бумаги на столе, меня вдруг словно осенило, и я подумала: а вдруг Роджер хранит свое завещание в одном из этих ящиков? Я так импульсивна! Это у меня с детства. Все делаю под влиянием минуты.