– Черт бы побрал этого Коддерса, – ворчал он про себя, шагая к дому, – почему он не может хоть иногда оставить меня в покое? И почему этим парням из колоний не сидится в их чертовых джунглях? Чего они вечно тут шныряют и сманивают лучших девушек? Сыт я ими всеми по горло...
– Вы уже слышали про револьвер? – спросила, затаив дыхание, Вирджиния, когда Билл ушел.
– Баттл мне сказал. Потрясающе, верно? Конечно, Айзекштей-ну вчера весь день не терпелось уехать, но я думал, что это были просто нервы. Он как раз из тех, кого я считал вне всяких подозрений в этом деле. Какой у него мог быть мотив, чтобы желать убрать принца Михаила с дороги?
– Да, в общую картину это как-то не укладывается, – согласилась Вирджиния задумчиво.
– В этом деле вообще ничего никуда не укладывается, – сказал недовольно Энтони. – Когда все только началось, я воображал себя детективом-любителем, но все, что мне удалось с тех пор, это ценой больших хлопот и ограниченных расходов отвести подозрения от гувернантки.
– Вы за этим ездили во Францию? – спросила Вирджиния.
– Да, жутко довольный собой, я направился в Динар побеседовать с графиней де Бретой, уверенный, что сейчас выясню, что ни о какой мадемуазель Брюн в ее доме не слыхали. А вместо этого узнал, что упомянутая особа на протяжении семи лет была буквально столпом всего дома. Так что – если, конечно, графиня тоже не мошенница – моя замечательная теория не выдержала испытания действительностью.
Вирджиния покачала головой
– Мадам де Бретой вне подозрений. Я хорошо ее знаю, да и мадемуазель наверняка встречала, когда гостила у них в замке. И даже, возможно, знаю ее в лицо, хотя описать не смогу – так бывает с гувернантками, компаньонками и соседями по купе: на них смотришь и как будто не видишь. Ужасно, но я на них, правда, никогда внимательно не гляжу. А вы?
– Только когда попадаются очень хорошенькие женщины, – признался Энтони.
– Ну, тогда... – Она осеклась. – В чем дело?
Взгляд Энтони был устремлен на человека, который только что отделился от группы деревьев и теперь стоял, вытянувшись в струнку. Это был герцословак, Борис.
– Прошу прощения, – сказал Энтони Вирджинии, – я должен сказать пару слов моему псу
И он направился к Борису.
– В чем дело? Что вам нужно?
– Хозяин, – отозвался Борис, кланяясь.
– Да, все это очень хорошо, но не надо все время ходить за мной по пятам. Это выглядит странно.
Ни слова не говоря, Борис вытащил откуда-то замусоленный клочок бумаги – видимо, обрывок письма – и протянул его Энтони.
– Что это? – спросил Кейд.
На клочке был нацарапан адрес, и ничего больше.
– Он уронил, – сказал Борис. – А я принес хозяину.
– Кто уронил?
– Тот иностранный джентльмен.
– И зачем приносить его мне?
Борис взглянул на него с упреком.
– Ну ладно, теперь иди, – сказал Энтони. – Я занят.
Борис отдал честь, повернулся на каблуках и зашагал прочь.
Энтони вернулся к Вирджинии, засовывая клочок бумаги в карман.
– Что он хотел? – спросила она с любопытством. – И почему вы называете его своим псом?
– Потому что он ведет себя соответствующим образом, – ответил Кейд сначала на последний вопрос. – Думаю, в прошлой жизни он был ретривером. Сейчас он принес мне клочок письма, который обронил иностранный джентльмен. Наверное, Лемуан.
– Наверное, – согласилась Вирджиния.
– Вечно он ходит за мной по пятам, – продолжал Энтони. – Прямо как собака. И почти все время молчит. Только смотрит на меня большими круглыми глазами. Никак не могу понять, что ему нужно.
– А может, он имел в виду Айзекштейна? – предположила Вирджиния. – Тот ведь тоже никак не походит на англичанина.
– Снова Айзекштейн, – буркнул Энтони раздраженно. – А онто тут при чем?
– А вы никогда не жалеете, что влезли в эту историю? – спросила вдруг Вирджиния.
– Жалею? Нет, конечно! Наоборот, я наслаждаюсь каждым мигом. Всю свою жизнь я только и делал, что напрашивался на неприятности. Ну, а на этот раз получил, кажется, больше, чем рассчитывал.
– Ну, зато вам теперь все ясно, – сказала Вирджиния, немного удивленная необычной серьезностью его тона.
– Не вполне.
Минуту или две они шли молча.
– Есть люди, – сказал Энтони, прервав тишину, – которые не различают сигналов. Машинист, увидев впереди красный семафор, тормозит или останавливается. А я, наверное, родился дальтоником. Только увижу красный, сразу кидаюсь вперед, как бык. И, конечно, рано или поздно навлеку на себя беду. А как иначе? И по заслугам. Такие люди, как я, сбивают с пути остальных.
Он по-прежнему говорил очень серьезно.
– Наверное, – сказала Вирджиния, – вам часто приходилось рисковать?
– Да, не рискнул пока только жениться.
– Какой вы циник.
– Я не хотел. Брак – я имею в виду настоящий брак – это самое большое приключение в жизни.
– Такой подход мне нравится, – ответила Вирджиния, вспыхнув.
– Я бы хотел жениться на женщине, чья жизнь совершенно не похожа на мою. Но если я найду такую, то как нам быть? Мне принять ее образ жизни или ей – мой?
– Если она вас любит...