Человек за бортом. Полярная повесть

Проснулся Никита затемно, хотя и лег поздно. Сон, вроде и никчемный, отчего-то растревожил его. Вспомнил, как уже в последние дни зимовки Клюв не приказал, а попросил, что было для него совершенно несвойственно, Саню Богатырева и Васю Бойко вытащить из проруби и хотя бы попытаться отремонтировать трактор. В Институт он не сообщил, что трактор ушел под лед, написал коротко: «Пришел в негодность, по возможности пришлите другой трактор». Ответ получил такой же короткий: «Техники в наличии нет, ремонтируйте собственными силами». Вот и вынужден был теперь идти на поклон к зимовщикам. Само собой, четверо друзей отправились вместе. Вытащить трактор они вытащили, но что было делать дальше с этой грудой проржавевшего и искореженного металла, ума не могли приложить. Дня три-четыре шарили по свалке, разыскали-таки нужные детали, заменили полетевший рычаг, перебрали мотор, очистили, как смогли, от ржавчины. Трактор завели, но с места он, как над ним ни колдовали, не тронулся. Но начальник был счастлив: «И не надо, и пусть себе стоит на месте. Главное, что мотор фурыкает, а больше ничего и не надо; пусть теперь у нового начальника голова болит, – цинично заметил он. – Я ему по описи работающую технику передаю».

Про свой сон Никита рассказал друзьям, когда они проснулись. Вася Бойко невесело усмехнулся:

– Боюсь, долго нам всем эта «Пионерная», в гробу бы я ее видал, будет сниться. Ты, Никита, больше о доме думай, о жене, как сына увидишь – вот и привидятся тебе хорошие сны, – посоветовал он.

***

Вахт у полярников теперь почти не было – в трюмах крепить нечего. С каждой станции загрузили только металлолом, с одной «Пионерной» двести тонн; потом начальнички продали его в Кейптауне. Если кого-то и пытались отправить драить палубу, то зимовщики лениво огрызались: «Моряки пусть палубу драят, это их корабль, а мы здесь только пассажиры. Свое на зимовке отвкалывали». На обратном пути они уже могли себе позволить такую вольность. Начальник экспедиции, все тот же многоопытный Марат Владимирович Абишев, проводивший и встретивший на своем веку не одну тысячу полярников, понимал, что нет такой силы, которая сейчас заставить работать этих людей. Клюв же «растворился» в одном из кубриков, и увидеть его теперь можно было только в кают-компании во время завтрака, обеда и ужина. Да и то – ел он быстро, стараясь улизнуть первым, чтоб не нарываться ни на какие вопросы.

А вот полярным врачам вахты никто не отменял, и Никита исправно, так же, как и по пути на Южный полюс, раз в пять дней, надев форму, отправлялся в лазарет. Теперь, по сравнению с убожеством медпункта «Пионерной», лазарет «Академика Смирнова» казался ему клиникой экстра-класса, где все сияло и блестело, где лекарства и медицинские инструменты разложены в строгом порядке, где исправно работали необходимые системы, даже установлено зубоврачебное кресло, оснащенное компьютером. И сменщиком его по вахте, вот уж совпадение так совпадение, снова оказался старый знакомый – доктор Виктор Георгиевич Родинов. Встретились они теперь, как старые добрые приятели после долгой разлуки. Не скрывая улыбки, Виктор Георгиевич первым делом поинтересовался:

– Так что, молодой коллега, «розовые очки» на зимовке остались?

– На зимовке, – в тон ему ответил Никита. – Теперь черные ношу.

– Ну, это тоже ни к чему, – пробасил Родинов. – Вы еще слишком молоды, чтобы в ваши лета превращаться в пессимиста. И потом, знаете, как каждая медаль имеет две стороны, внешнюю и оборотную, так и на любое явление можно посмотреть двояко. Это, как классический пример пьяниц – оптимиста и пессимиста. Пьяница-пессимист пьет коньяк и морщится – клопами воняет. А пьяница-оптимист давит клопа и радуется: коньячком запахло.

Никита, сам не мастак рассказывать анекдоты, уже убедился: что у моряков, что у полярников на любой случай припасены либо поучительная байка, либо анекдот. Вот и доктор Родинов оказался подвержен тому же.

– Да я не пессимист, Виктор Георгиевич, просто все, что я на полюсе увидел, привело меня не к самым приятным размышлениям.

– Не страшно, не страшно, коллега, – успокоил его доктор. – Размышлять, оно никогда не вредно. – И неожиданно для Максимова предложил: – А давайте-ка мы после моей вахты почаевничаем с вами, посудачим о том о сем. У меня тут, видите ли, старый приятель образовался – нынешний старпом, чиф, как он изволит себя по-аглицки величать. Так вот, этот чиф, что, как известно, переводится «старший», и воспользовался своими полномочиями – устроил мне здесь вполне приличное проживание, каютка хоть и крошечная, но зато отдельная. Уважил старика. В общем, милости прошу к моему шалашу. Сменюсь завтра с вахты, отосплюсь немного, а после обеда жду. Цветы приносить не обязательно, – пошутил на прощанье Родинов.